О журнале
Научно-редакционный совет
Приглашение к публикациям

Предыдущие
выпуски журнала

2014 РіРѕРґ

2013 РіРѕРґ

Предикторы суицидального поведения у матерей, «взрослые» дети которых больны алкогольной зависимостью

Бисалиев Р.В., Кречина Е.В., Смагина А.А.,
Голобокова О.В. (Астрахань)

 

 

Бисалиев Рафаэль Валерьевич

Бисалиев Рафаэль Валерьевич

–  член научно-редакционного совета журнала «Клиническая и медицинская психология: исследования, обучение, практика»;

–  доктор медицинских наук, профессор кафедры «Социология и психология» ГБОУ ВПО «Астраханский государственный технический университет» (Астрахань).

E-mail: RafaelBisaliev@gmail.com

Кречина Елена Валерьевна

Кречина Елена Валерьевна

–  врач психиатр-нарколог ГБУЗ АО «Областной наркологический диспансер» (Астрахань).

Смагина Анастасия Александровна

Смагина Анастасия Александровна

–  врач психиатр-нарколог ГБУЗ АО «Областной наркологический диспансер» (Астрахань).

Голобокова Ольга Вениаминовна

Голобокова Ольга Вениаминовна

–  врач психиатр-нарколог ГБУЗ АО «Областной наркологический диспансер» (Астрахань).

 

Аннотация. С целью определения предикторов суицидального поведения обследовано 109 матерей, «взрослые» дети которых больны алкогольной зависимостью. Выявлены биологические, психологические и социальные предикторы суицидального поведения у больных алкоголизмом. Предложен ряд мероприятий по ранней превенции суицидального поведения у матерей больных алкоголизмом.

Ключевые слова: психиатрия, наркология, алкоголизм, суицидальное поведение.

 

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

 

 

Алкогольная зависимость остается одной из серьезнейших медико-социальных проблем современности. Актуальность изучения данной проблемы обусловлена высоким уровнем суицидальной смертности. В Российской Федерации до 42% самоубийств прямо или косвенно связаны с употреблением спиртных напитков [27].

Как известно, алкоголизм — семейная болезнь и отличительная черта многих дисфункциональных семей [12]. Появление в семье проблемы зависимости как тяжелого хронического заболевания одного из ее членов неизбежно ведет к слиянию всех интересов семьи с дисфункциональным лицом, нарушению границ в области интимных и духовных взаимоотношений, невниманию к собственным нуждам и другим нарушениям личности, основанным на необходимости контроля ситуации во избежание неблагоприятных последствий [13]. Совместное проживание с химически зависимым членом семьи проявляется формированием психических и соматических расстройств у созависимых родственников. Нередко у последних актуализируются суицидальные тенденции [5].

Целью настоящего исследования явилось определение предикторов суицидального поведения у матерей, «взрослые» дети которых больны алкогольной зависимостью.

Оригинальность настоящего исследования заключается в том, что определение предикторов суицидальности у матерей больных алкоголизмом проводится впервые.

Обследовано 109 матерей, «взрослые» дети которых больны хроническим алкоголизм. Возраст женщин варьировал от 39 до 58 лет, средний возраст 48,4 лет.

В соответствии с поставленной целью респонденты были поделены на две группы: первая (основная) группа — матери с суицидальным поведением (МАС); вторая группа (сравнения) — матери без суицидального поведения (МА).

В первую группу вошли 33 человека (30,2%). Вторую группу составили 76 человек (69,8%). Длительность созависимости, то есть проживание в семье с больным алкоголизмом, составила в среднем 8,6 лет.

Критерия исключения: 1) возраст более 60-ти лет; 2) психические и поведенческие нарушения вследствие употребления психоактивных веществ (F10 — F19) у обследуемых женщин и их мужей; 3) эндогенные психические заболевания (шизофрения и другие бредовые расстройства — F20 — F23); 4) острые психотические состояния; 5) тяжелые органические поражения центральной нервной системы (F00 — F005, F07 — F09); 6) умственная недостаточность; 7) соматические и неврологические расстройства в стадии обострения.

Для определения предикторов нами была разработана карта обследования аддиктивных больных и их родственников. Следует отметить, что при ее разработке за основу были взяты карты обследования других авторов [14; 25].

Статистическая обработка материала проведена с помощью программного пакета Statistica 6.0. Оценка достоверности различий осуществлялась методом многофункционального критерия χ2-Пирсона. Критерий χ2-Пирсона позволяет сравнивать распределения частот вне зависимости от того, распределены они нормально или нет. Данный критерий применим для оценки достоверности различий между двумя независимыми выборками, измерения в которых могут быть проведены в любой шкале, так как многие другие критерии имеют ограничения на измерения, а именно либо только в порядковой шкале, либо в шкалах интервалов и отношений [26].

Первоначально определялись биологические предикторы суицидальности, такие как возраст, наследственная психопатологическая отягощенность, патология родов и беременности у родителей обследованных, отягощенность травматической патологией.

Установлены достоверные различия по возрастному критерию между сравниваемыми группами респондентов (табл. 1). Как видно из табл. 1, в основной группе матерей (МАС) феномен созависимости констатируется во всех возрастных периодах, по сравнению со второй группой матерей (МА). Одновременно группа МАС характеризуется распространенностью суицидального поведения в указанных возрастных рамках. Пик суицидальной активности у матерей первой группы приходится на возраст 49—50 лет. Возрастной фактор представляет собой важный прогностический признак. В сложившихся обстоятельствах матери больных алкоголизмом уязвимы в силу того, что находятся в хронической психотравмирующей ситуации, а также из-за того, что максимальное количество попыток самоубийств отмечается в климактерическом возрасте, когда происходит физиологическая перестройка организма [28]. В результате у женщин наблюдаются повышенная нервозность и колебания настроения.

 

Таблица 1

Распределение матерей по возрасту

 

В обеих группах женщин выявлена психопатологическая отягощенность аффективной патологией (маниакально-депрессивный психоз, циклотимии, депрессии) по первой степени родства. У матерей с суицидальными тенденциями она обнаружена в 6,1% случаях, у матерей без суицидального поведения — в 3,9% (рис. 1). Из 104-х самоубийств шведских женщин, по данным U. Asgard [32], 35% страдали аффективными расстройствами.

 

 

Рисунок 1. Биологические предикторы суицидального поведения у матерей
с суицидальным поведением (МАС) и у матерей без суицидального поведения (МА)

 

Достоверно больше лиц группы МАС имели наследственную отягощенность невротическими расстройствами (9,1% и 0,0%). В подавляющем большинстве у родителей обследуемых преобладали невротические реакции и депрессивные неврозы.

Наследственная отягощенность по алкоголизму по первой степени родства чаще фиксировалась в группе лиц с суицидальным поведением, по сравнению с обследованными без суицидального поведения (39,4% и 11,8%). Наследственная отягощенность наркоманиями в обеих группах достоверно не различалась, так как в основной группе женщин удельный вес составил 3,0%, в группе сравнения — 2,6%. Наследственная отягощенность алкогольной зависимостью у суицидентов, по данным разных авторов, колеблется в пределах от 20 до 38,8% [18; 22]. Обследуя жен, мужья которых зависимы от опиатных наркотиков, Р.В. Бисалиев, Т.Н. Дудко, М.А. Сараев [5] выявили у женщин наследственную отягощенность алкоголизмом по первой степени родства в 26,5% случаев, отягощенность наркоманиями отмечалась в 5,8% случаев по линии других родственников. И собственные данные, и литературные источники свидетельствуют о превалировании отягощенности алкоголизмом над отягощенностью наркоманиями. Это объясняется широкой распространенностью в советский период времени алкоголизма.

Таким образом, психопатологическая и наркологическая отягощенность в группе матерей с суицидальным поведением составила 57,6%, в группе матерей без суицидального поведения — 18,3%. Иными словами, отягощенность психическими и наркологическими расстройствами в группе МАС в 3,1 раза больше, чем в группе МА.

Известно, что патология родов и беременности является важным предрасполагающим фактором формирования пристрастия к психоактивным веществам [2]. В то же время не исключается роль этих факторов в генезе аутоагрессивного поведения. Показатель «токсикозы» первого триместра беременности у родителей женщин группы МАС был выше, чем у родителей женщин группы МА, хотя достоверные различия отсутствовали (12,1% и 7,9%).

Показатель «преждевременные роды» у матерей респондентов основной группы значимо превышал таковой у матерей респондентов группы сравнения (12,1% и 0,0%).

Обращает на себя внимание высокий удельный вес женщин из группы МАС, рожденных с диагнозом «обвитие пуповиной» (21,2% и 0,0%). Женщин, рожденных при помощи «кесарево сечение», также было больше среди опрашиваемых первой группы (15,2% и 0,0%).

Что касается черепно-мозговых травм различной степени тяжести, то они в преморбиде у матерей первой группы выявлены в 6,1% случаев, у матерей второй группы — в 3,9%.

Думается, что патология родов и беременности, а также травматическая патология являются патопластической «почвой», возможно, факторами, способствующими реализации суицидального намерения. Согласно точке зрения Н.Д. Лакосиной [21], «измененная почва» — важнейшая предпосылка к затяжному неблагоприятному течению реактивных состояний, неврозов, психогенных патологических развитий. При этом автор подчеркивает, что изменение нервно-психической реактивности может быть обусловлено не только биологическими факторами, но и длительными неблагоприятными воздействиями, постепенно вызывающими патофизиологические сдвиги, значительно снижающие возможности социально-психологической адаптации индивида.

Был проведен опрос родителей и других родственников (дяди, тети, двоюродные братья, сестры) на предмет наличия у них суицидального поведения (табл. 2). Предполагалось, что имеющаяся суицидальная активность у родственников существенно влияет на формирование личности с суицидальным поведением. Тем более что об этом упоминается во многих работах [18; 31].

 

Таблица 2

Суицидальное поведение у родственников обследуемых женщин

 

Установлено преобладание суицидальных мыслей и попыток у родственников матерей первой группы по сравнению с родственниками женщин второй группы (35,2% и 7,4%). Другими словами, суицидальное поведение у родственников созависимых женщин является важным прогностическим признаком.

Суицидальные формы аутоагрессии (мысли, попытки) до формирования созависимости (до формирования алкоголизма у детей обследуемых женщин), значимо чаще встречались у матерей группы МАС (рис. 2).

 

 

Рисунок 2. Распространенность суицидального поведения у матерей с суицидальным поведением (МАС) и у матерей без суицидального поведения (МА) до формирования алкоголизма у их детей

 

Суицидальные мысли у респондентов основной группы констатировались в 33,3%, у респондентов второй группы — в 6,6% случаях. Подавляющее большинство матерей первой группы связывали актуализацию суицидальных мыслей с семейными конфликтами, то есть с отсутствием понимания со стороны их родителей и мужей. Представители второй группы считали, что суицидальные мысли возникали в ответ на любовные ситуации (безответная любовь, расставание с любимым человеком).

Полученные высокие значения по суицидальным попыткам (27,3% — группа МАС и 3,9% — группа МА) в виде самоотравления согласуются с литературными данными. Известно, что самоотравления более характерны для лиц женского пола [20; 29]. Существует точка зрения, на наш взгляд, весьма спорная, о том, что суицидальные самоотравления имеют в основном демонстративный характер, а, следовательно, степень серьезности суицидальных попыток при них, в отличие от других способов самоубийств (например, самоповешения) значительно ниже [24]. Попытка самоубийства с демонстративной целью также может завершиться летальным исходом, что, естественно, требует от специалиста большей суицидологической настороженности.

Суицидальные попытки в виде самопорезов совершили четыре человека из группы матерей с суицидальным поведением, что составляет 12,1%, в то время как таковые отсутствовали в группе матерей без суицидов. Обследуемые женщины сожалели не столько о том, что совершили суицидальную попытку, а сколько о причинении себе «некрасивых» травм.

Результаты обработки по биологическим предикторам отражены в табл. 3.

 

Таблица 3

Результаты статистических данных по биологическим предикторам суицидального поведения

Примечание. Жирным шрифтом выделены значения, где уровень значимости p<0,05.

 

Среди психологических предикторов анализировались личностный статус обследуемых (акцентуации, психопатии) и особенности поведения (девиантность) (табл. 4).

У матерей обеих групп обнаружена сенситивная акцентуация, однако различия не достигали статистической достоверности (6,1% и 3,9%). Вместе с тем, по показателю «психастеническая акцентуация» выявлены достоверные различия. В группе матерей с суицидальными тенденциями их было больше, чем в группе матерей без суицидов (36,4% и 6,6%).

 

Таблица 4

Психологические предикторы суицидального поведения

 

Существуют исследования, устанавливающие зависимость суицидального поведения от особенностей личностной структуры и акцентуированных черт [15]. Более того, описаны варианты аутоагрессивного поведения при разных типах акцентуации характера [23]. Так, например, актуализация суицидальных тенденций в рамках реактивной депрессии характерна для сенситивного типа акцентуации.

Выделено шесть суицидоопасных вариантов личностных реакций, в основе которых лежит определенный тип личности, дифференцируемый в зависимости от устойчивости адаптации и глубины социализации [1]. К этим реакциям относятся: 1) реакция эгоистического переключения (при личностных, внутриличностных конфликтах); 2) реакция душевной боли или психалгии (при отрицательных эмоциях); 3) реакция негативных интерперсональных отношений; 4) реакция отрицательного баланса (при рациональном подведении жизненных итогов) и две последних реакции — смешанные и переходные. Перечисленные типы личностных реакций не являются психопатологическими симптомами. Они служат выражением нормальных, хотя и акцентуированных личностных реакций в экстремальных условиях. Необходимость учета личностных черт характера обусловлена тем, что акцентуации характера являются факторами риска повторных суицидов [7].

Обращает на себя внимание высокий удельный вес женщин основной группы с возбудимым типом психопатии (24,2% и 5,3%). Еще в 1933 году K. Schneider [11] считал, что на долю психопатов и лиц с патологическими реакциями приходится 90% всех покушений на самоубийство. К настоящему времени ситуация коренным образом не изменилась, так как отмечается рост лиц как с личностными аномалиями, так и рост их доли среди суицидентов [17]. Известно, что наиболее опасными в плане суицида являются истерическая — 39% и возбудимая — 30% психопатии [15].

По показателю «девиантное поведение» также установлены достоверные отличия. Этот показатель был лишь у представительниц основной группы (9,1% и 0,0%). Следует отметить, что суицидное поведение является одной из форм отклоняющего, аутодеструктивного, аутоагрессивного поведения, выражается в попытке ухода от удручающей действительности, неудовлетворяющей реальности [7].

Результаты статистической обработки по психологическим предикторам суицидального поведения представлены в табл. 5.

 

Таблица 5

Результаты статистических данных по психологическим предикторам
суицидального поведения

Примечание. Жирным шрифтом выделены значения, где уровень значимости p<0,05.

 

В последние годы актуальным становится изучение социальных предикторов суицидальности. Подавляющее большинство обследуемых обеих групп воспитывалось в полных семьях (табл. 6).

 

Таблица 6

Характеристика семейной структуры

Примечание. Неп. семья — неполная семья; восп. в детском доме — воспитание в детском доме.

 

Что касается женщин, воспитывающихся в неполных семьях, то их количественные выражения между обеими группами были не достоверны. Многими авторами в качестве предиктора суицидального поведения выделяется воспитание в семье с искаженной семейной структурой (либо отсутствие одного из родителей, либо воспитанием занимается мачеха или отчим) [4; 9; 10].

Аналогичная ситуация сложилась и в отношении лиц, воспитывающихся в учреждениях интернатного типа, то есть различия не достигали степени статистической достоверности. Следует отметить, что выпускницы интернатов в течение длительного периода времени (до нескольких лет) сохраняли обиду на своих родителей: «Не прощу за то, что они меня бросили», у них часто снижалось настроение, возникали чувства неполноценности, ненужности, зависти к сверстницам, у которых есть родители. С большей долей вероятности можно предположить, что структура семьи является в равной степени предиктором как созависимости, так и суицидального поведения. Известно, что дети, оставшиеся без попечения родителей, относятся к группам социального риска [19].

Анализировался стиль воспитания, который, как известно, оказывает важную роль в формировании личности с суицидальным поведением [3; 6]. В наших исследованиях патогенные стили воспитания применялись в семьях обеих групп респондентов (100,0% — группа МАС и 93,4% — группа МА) (рис. 3).

 

 

Рисунок 3. Стили воспитания в семьях матерей с суицидальным поведением (МАС)
и в семьях матерей без суицидального поведения (МА)

 

Примечание. Возл. морал. ответствен. — возложение моральной ответственности.

 

Воспитание по типу «гиперпротекция» достоверно реже отмечалось в семьях матерей с суицидальным поведением по сравнению с семьями матерей без суицидального поведения (15,2% и 67,1%), тогда как воспитание по типу «гипопротекция» чаще наблюдалось в семьях матерей первой группы (27,3% и 3,9%).

Неустойчивый стиль воспитания сохранялся в обеих группах практически в равных соотношениях (9,1% и 10,5%). Со слов обследуемых женщин колебания в воспитательных стратегиях (от заботы до раздражительности, безразличия) зависели от очередного срыва алкоголизации одного из родителей и от других внешних причин (например, конфликты на работе). Мы солидарны с мнением Н.В. Верещагиной [6], которая считает, что у ребенка в раннем детстве должна быть сформирована привязанность на базе интимных и, прежде всего, стойких эмоциональных взаимоотношений. Недостаточность подобных эмоциональных связей приводит к целому ряду нарушений психического здоровья ребенка, которые в соответствии со степенью и стойкостью депривации могут иметь непоправимый характер.

Воспитание с возложением на ребенка повышенной моральной ответственности значимо больше в родительских семьях основной группы лиц (39,4% и 11,8%). В этих семьях определенная часть «родительских» проблем распределялась на обследуемых женщин. Это касалось не только бытовых вопросов (приготовление пищи, уход за младшим ребенком), но и психологических моментов (создание благоприятного психологического климата в семье, сохранение семейной «тайны»).

Воспитание по типу «кумир семьи» фиксировалось в семьях первой группы респондентов, тогда как таковое отсутствовало в семьях второй группы лиц (9,1% и 0,0%).

Следующим этапом было исследование семейного положения (рис. 4).

 

 

Рисунок 4. Семейное положение матерей с суицидальным поведением (МАС)
и матерей без суицидального поведения (МА)

 

Подавляющее большинство женщин в сравниваемых группах были замужем (72,7% и 71,1%). Вероятно, это объясняется биологической потребностью индивида в создании семьи, которая, как правило, у женщин по сравнению с мужчинами является доминирующей.

Об этом же свидетельствуют данные по удельному весу женщин, проживающих в единственном браке (63,6% и 67,1%). В то время как в повторном браке находилось незначительное количество женщин обеих групп (9,1% и 3,9%). При этом инициаторами разрыва отношений были мужья.

Ожидаемых различий по количеству разведенных женщин с преобладанием их в группе МАС не получено. Более того, наоборот, таковые в основной группе отсутствовали, а в группе сравнения разведенных женщин было 11 человек, что составляет 14,5%. Причинами развода были: повышенная конфликтность, низкий уровень дохода мужа, отсутствие доверительных взаимоотношений между супругами. Вместе с тем, следует отметить, что предразводная ситуация и развод относятся к общепризнанным причинам самоубийства [1], предикторами суицидальности [8].

Вдовами являлись 27,3% матерей с суицидальным поведением и 14,5% матерей без суицидального поведения. Обращает на себя внимание тот факт, что среди множества причин смертности (инфаркт миокарда, инсульт, острая почечная недостаточность) у мужей женщин первой группы в 22,2% случаях смертность обусловлена передозировкой алкоголем и его суррогатами, в 33,3% причиной смертности было вождение автомобиля в нетрезвом состоянии. Впоследствии женщины длительное время (до полугода) испытывали чувство тоски, разочарования, у них отмечались расстройства сна, настроения, нарушения аппетита. В более ранних работах отечественных и зарубежных авторов существовало мнение, что брак ослабляет склонность к самоубийству, внебрачное состояние несколько усиливает предрасположенность к суициду, еще большей суицидоопасностью обладает вдовство [11]. Это мнение не потеряло своей актуальности и на современном этапе развития общества.

Неизменными в своей качественной характеристике остаются данные численности самоубийств, связанные с социально-экономическими факторами. Еще в 1897 году Э. Дюркгейм [16] считал, что самоубийство во всех случаях может быть понято с точки зрения взаимоотношений и индивидуума с социальной средой, причем социальный факторы играют важную роль. Той же точки зрения придерживается М.А. Спиженкова [30], которая справедливо отмечает, что роль в количественных показателях социально-экономической обусловленности суицидов играет отнюдь не наличие материального благополучия или отсутствие его, а способы использования этого благополучия и возможности ощущения своей внутренней состоятельности или несостоятельности в связи с определенным материальным положением в обществе. Автор приходит к заключению, что прочность социальных связей с членами микро- или макросоциального окружения определяет степень суицидального риска для каждого члена конкретной социальной группы.

Оценка материального статуса семей матерей производилась по следующим критериям: хорошее, удовлетворительное, неудовлетворительное (рис. 5).

Материальное положение как «хорошее» определили 13 человек (39,4%) из первой группы и 32 человека (42,1%) из второй группы. «Удовлетворительное» материальное положение достоверно меньше было в семьях лиц группы МАС, чем у женщин группы МА (21,2% против 46,1%). Вместе с тем, «неудовлетворительный» материальный статус чаще фиксировался у представительниц основной группы (39,4% и 11,8%).

 

 

Рисунок 5. Материальное положение в семьях матерей с суицидальным
поведением (МАС) и в семьях матерей без суицидального поведения (МА)

 

В целом образовательный ценз матерей обеих групп оставался достаточно высоким (рис. 6).

 

 

Рисунок 6. Образовательный уровень матерей с суицидальным поведением (МАС)
и матерей без суицидального поведения (МА)

 

Так, например, количество женщин с неполным средним образованием было 0,0% — группа МАС и 7,9% — группа МА; со средним образованием —6,1% и 9,2%.

Иллюстративны показатели по среднему специальному образованию. Среднее специальное образование достоверно чаще констатировалось у женщин первой группы, чем у женщин группы сравнения (84,8% и 63,2%). Подавляющее большинство человек первой группы сообщили, что родители (особенно матери) ориентировали их на получение среднего специального образования. Родители обследуемых женщин объясняли необходимость получения профессионального образования несколькими обстоятельствами: возможностью приобрести самостоятельную финансовую независимость; оказанием посильной материальной помощи родительской семье, и, наконец, получение высшего образования — это прерогатива мужчин, так как женщина должна заниматься домашним хозяйством. Родители женщин второй группы рассматривали обучение в среднем специальном образовательном учреждении как промежуточную ступень, «трамплин» к получению высшего образования.

Вероятно, этим и объясняется меньшее количество женщин с высшим образованием в основной группе (9,1% и 19,7%). Следует отметить, что респонденты группы МАС, по сравнению с респондентами группы МА, чаще пропускали занятия в ВУЗе, имели академические задолженности, 6,1% обследуемых первой группы из-за неуспеваемости находились в академическом отпуске, тогда как все женщины второй группы закончили обучение в ВУЗе в отведенные сроки.

Результаты статистической обработки по социальным предикторам суицидального поведения представлены в табл. 7.

 

Таблица 7

Результаты статистических данныхp по социальным предикторам
суицидального поведения

 

Примечание. Жирным шрифтом выделены значения, где уровень значимости p<0,05;
возл. — воспитание с возложением на ребенка повышенной моральной ответственности.

 

Таким образом, определены биологические, психологические и социальные предикторы суицидального поведения у матерей, дети которых больны алкогольной зависимостью.

К биологическим предикторам относятся:

–    возраст, при этом пик суицидальной активности приходится на возраст 49—50 лет;

–    психопатологическая отягощенность невротическими расстройствами в виде невротических реакций и депрессивных неврозов;

–    отягощенность хроническим алкоголизмом;

–    отягощенный акушерский анамнез у матерей обследуемых женщин (преждевременные роды, обвитие пуповиной и кесарево сечение);

–    суицидальное поведение (мысли, попытки) у родственников обследуемых женщин;

–    суицидальное поведение (мысли, попытки — самоотравления, самопорезы) у обследуемых женщин до формирования созависимости.

К психологическим предикторам относятся:

–    акцентуации (психастенический тип);

–    психопатии (возбудимый тип);

–    девиантное поведение.

К социальным предикторам относятся:

–    воспитание по типу «гипопротекция»;

–    воспитание с возложением на ребенка повышенной моральной ответственности;

–    воспитание по типу «кумир семьи»;

–    семейное положение (вдовство);

–    низкий материальный статус;

–    образовательный уровень не ниже среднего специального.

Данные по предикторам должны учитываться при проведении мероприятий по суицидальной превенции. При наличии указанных предикторов у матерей, в семьях которых имеются больные алкогольной зависимостью, необходима постановка на профилактический учет у психиатра или психиатра-нарколога, так как они представляют собой группу повышенного суицидального риска.

Требуется разработка специальных для этих лиц профилактических программ, включающие методы, направленные на коррекцию психических и поведенческих расстройств, а также на повышение адаптационного потенциала и фрустрационной толерантности.

 

Литература

1.   Амбрумова А.Г. Психология самоубийства // Социальная и клиническая психиатрия. – 1996. – Т. 6, № 4. – С. 14–19.

2.   Анохина И.П. Основные биологические механизмы алкогольной и наркотической зависимости // Руководство по наркологии: в 2 т. – М.: Медпрактика-М, 2002. – Т. 1. – С. 13–32.

3.   Белинская Е.П., Тихомандрицкая О.А. Социальная психология личности. – М., 2001. – С. 104–235.

4.   Бисалиев Р.В., Вешнева С.А. Суицидальное поведение у аддиктов и их родственников. – Астрахань: Издательство АГТУ, 2013. – 276 с.

5.   Бисалиев Р.В., Дудко Т.Н., Сараев М.А. Аутоагрессивное поведение в семьях больных опийной наркоманией. – Астрахань: ГОУ ВПО АГМА Росздрава, 2009. – 147 с.

6.   Верещагина Н.В. Суицидальное поведение при психических расстройствах: дисс. … канд. мед. наук. – Новосибирск, 2003.

7.   Войцех В.Ф. Факторы риска повторных суицидальных попыток // Социальная и клиническая психиатрия. – 2002. – Т. 12, Вып. 3. – С. 14–20.

8.   Войцехович Б.А., Редько А.И. Социально-гигиенический «портрет» самоубийцы // Здравоохранение Российской Федерации. – 1994. – № 1. – С. 23–25.

9.   Вострокнутов Н.В. Семья и проблемы отклоняющего поведения в современном обществе // Вопросы наркологии Казахстана. – 2002. – Т. 2, № 2. – С. 56–65.

10.   Вроно Е.В. Подростковая психиатрия. – М.: Медицина, 1997. – С. 24–25.

11.   Гладышев М.В. Клинико-социальные аспекты распространенности суицидов в период радикальных преобразований в России (1990–2003 гг.): дис. … канд. мед. наук. – М., 2006. – 172 с.

12.   Гущина Т.В. О преемственности поколений в дисфункциональной семье // Вызовы эпохи в аспекте психологической и психотерапевтической науки и практики: материалы Второй Всероссийской научно-практической конференции. – Казань, 2006. – С. 273–275.

13.   Добровольская Ю.В. Пограничные психические расстройства у матерей наркозависимых подростков: дис. … канд. мед. наук. – Москва, 2005. – 156 с.

14.   Дудко Т.Н. Медико-социальная реабилитация больных наркоманией: дис. … докт. мед. наук. – Москва, 2003. – 250 с.

15.   Дурнов А.Н. Суицидальное поведение психопатических личностей // Актуальные проблемы суицидологии. – М., 1978. – С. 239.

16.   Дюркгейм Э. Самоубийство. Социологический этюд / пер. с фр. – СПб.: Союз, 1998. – 496 с.

17.   Кензин Д.В. Суицидальное поведение при пограничном личностном расстройстве в условиях современной России: автореф. дис. … канд. мед. наук. – Новосибирск, 1999. – 25 с.

18.   Козлов Т.Н. Психопатологические и личностные механизмы суицидального поведения у военнослужащих срочной службы: дис. … канд. мед. наук. – Чита, 2004. – 163 с.

19.   Куфакова Г.Л. Туберкулез у детей и подростков из групп социального риска: автореф. дис. … докт. мед. наук. – М., 1998. – 30 с.

20.   Лазебник А.И., Васильев В.В., Кочуров В.Ю. Сравнительный анализ завершенных суицидов среди здоровых и психических больных // Социальная и судебная психиатрия: история и современность. – М., 1996. – С. 43–47.

21.   Лакосина Н.Д. Клинические варианты невротического развития. – М., 1970. – 218 с.

22.   Лапин И.А. Факторы повторного суицидального поведения женщин с умеренно выраженными и тяжелыми депрессивными расстройствами: автореф. дис. … канд. мед. наук. – М., 2005. – 28 с.

23.   Личко А.Е. Особенности саморазрушающего поведения при разных типах акцентуации // Саморазрушающее поведение у подростков. – Л., 1991. – С. 9–15.

24.   Лужников Е.А. Особенности суицидальных отравлений // О психическом здоровье населения России (социальные и эпидемиологические аспекты): материалы Всероссийской научно-практической конференции. – М.; Ижевск, 1994. – С. 49–51.

25.   Наркомании у подростков / B.C. Битенский, Б.Г. Херсонский, С.В. Дворяк [и др.]. – Киев: Здоровья, 1988. – 216 с.

26.   Наследов А.Д. SPSS: Компьютерный анализ данных в психологии и социальных науках. – СПб.: Питер, 2005. – 416 с.

27.   Немцов А.В. Потребление алкоголя и самоубийства: Россия 1981–1998 годы // Вопросы наркологии. – 2002. – № 4. – С. 53–61.

28.   Неплох Я.М. Человек познай себя! Записки психиатра. – СПб.: Наука, 1991. – 208 с.

29.   Редько А.Н. Самоубийство как социально-гигиеническая проблема: дис. … канд. мед. наук. – Краснодар, 1992. – 213 с.

30.   Спиженкова М.А. Самоубийство в системе социальных отношений: дис. … канд. фил. наук. – Москва, 2002. – 167 с.

31.   Трегубов Л.З., Вагин Ю.А. Эстетика самоубийства. – Пермь, 1993. – 268 с.

32.   Asgard U. A psychiatric study of suicide among urban Swedish women. – Acta-Psychitric-Scand. – 1990. – Vol. 82, № 2. – P. 115–124.

 

 

Ссылка для цитирования

УДК 616.89-008.441.44-056.76:616.89-008.441.13

Предикторы суицидального поведения у матерей, «взрослые» дети которых больны алкогольной зависимостью / Р.В. Бисалиев, Е.В. Кречина, А.А. Смагина [и др.] // Клиническая и медицинская психология: исследования, обучение, практика: электрон. науч. журн. – 2014. – N 4 (6) [Электронный ресурс]. – URL: http://medpsy.ru/climp (дата обращения: чч.мм.гггг).

 

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

 

  Р’ начало страницы Р’ начало страницы

 

Экзистециальная традиция

Выпуск № 21

Мартюшева В. (Украина) Чудо в хосписе

Максимова Е. (Украина) Самоубийство как ответ человека на вызовы бытия в условиях сужения видения жизненного пространства

Яндекс цитирования Get Adobe Flash player