Предыдущие
выпуски журнала

Выполнение невербальных задач больными с расстройствами личности

Виноградова М.Г., Шабанова А.А. (Москва)

	Виноградова Марина Геннадьевна –  кандидат психологических наук, доцент кафедры нейро-и патопсихологии МГУ имени М.В. Ломоносова, Москва. E-mail: mvinogradova@yandex.ru
	Шабанова Анастасия Андреевна –  научный сотрудник ФГБУ НИИ фармакологии имени В.В. Закусова РАМН, Москва. E-mail: staysha@yandex.ru

Аннотация. В настоящем исследовании рассмотрены возможности использования в патопсихологическом эксперименте невербальных задач на модели модифицированного теста «Включенных фигур» Г. Виткина. Описаны и проанализированы особенности выполнения невербальных заданий больными с шизотипическим (20 человек) и обессивно-компульсивным (10 человек) расстройствами личности в сравнении с деятельностью здоровых испытуемых (30 человек). Степень неопределенности заданий варьировалась с помощью увеличения числа возможных решений, изменения инструкций (применение «глухой» и уточняющей инструкций). Полученные результаты позволили обсудить особенности структуры психической деятельности больных с РЛ и описать качественные различия мотивационной, эмоциональной сфер, а также способов выполнения и применяемых компенсаторных стратегий.

Ключевые слова: расстройства личности, шизотипическое расстройство личности, обсессивно-компульсивное расстройство личности, патопсихологический эксперимент.

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

Исследование когнитивных функций при расстройствах личности (РЛ) является важной диагностической и терапевтической задачей в клинике пограничных расстройств. Известно, что РЛ сопровождаются значимым снижением качества жизни с повышением риска безбрачия, разводов, семейных конфликтов, ухудшением самочувствия, развитием хронических заболеваний, увеличением риска смертности [12; 13]. Трудности изучения нарушений когнитивного функционирования пациентов с РЛ обусловлено их нестабильностью, близостью к нормативному уровню, а также проявлением только в особых условиях дезорганизации сложившегося стереотипа адаптации [1; 5].

В представленных в литературе исследованиях обнаруживаются противоречивые данные о качестве взаимосвязи личностных черт при РЛ и когнитивных функций. Так, в одних исследованиях больных с шизотипическими чертами указывается на увеличение у них способностей к креативному мышлению (Karlsson, 1984; Kinney et al., 200—2001), в то время как в исследованиях последних лет обнаружено отсутствие положительной связи между выраженностью шизотипических черт и креативностью, а также уменьшение способностей к дивергентному мышлению у больных с выраженными негативными симптомами шизотипического РЛ [6; 7].

В настоящее время все большее внимание исследователей направлено на изучение взаимосвязи функционирования механизмов регуляции и контроля с нарушениями функций социального познания. Так, при пограничном РЛ описывается сверхчувствительность к негативным социальным отношениям и дефицитарность эмпатии, при антисоциальном расстройстве личности — дефицитарность механизмов эмпатии и распознавания страха [9; 14]. В то же время исследователями подчеркивается недостаточная изученность социальных когнитивных функций при РЛ кластера А и С, а также необходимость сравнительного анализа этих функций при различных РЛ [9]. О. Кернберг отмечает необходимость изучения качества когнитивного функционирования в комплексе со структурой объектных отношений и аффективным состоянием пациентов для точной диагностики типа РЛ, степени его тяжести и терапевтических целей [10].

Подобная многоаспектность, существование в регистре индивидуальных стилевых особенностей деятельности когнитивных нарушений при расстройствах личности приводит к необходимости разработки специального методического аппарата, позволяющего отмечать не только «отклонения» от объективно заданных критериев (в виде сравнения с нормативными показателями), но и фиксировать качественные особенности деятельности.

Представленный в отечественной патопсихологии подход к изучению личностных расстройств опирается на взаимовлияния личностных, эмоциональных и когнитивных составляющих психической деятельности больных с РЛ, позволяет преодолеть описание нарушений психики на уровне отдельных феноменов или неспецифических теоретических схем [8] и выйти на уровень констелляций факторов с выделением первичных, вторичных нарушений, а также компенсаторных механизмов. Перспективность такого подхода, опирающегося на единство аффективных и интеллектуальных процессов, для исследования расстройств личности продемонстрирована при истерическом, шизотипическом, обсессивно-компульсивном РЛ [1; 5], для РЛ нарциссического и пограничного типов [3; 4].

Методология исследования

В исследовании приняло участие 30 больных с РЛ (20 больных с шизотипическим РЛ, 10 — с обсессивно-компульсивным РЛ) и 30 здоровых испытуемых. Исследование проводилось на базе ГБУЗ ПКБ 12 ДЗМ.

В исследовании проведена модификация теста «Включенных фигур» Г. Виткина. В стандартном проведении от испытуемого требуется отыскать только одну из 8-и простых фигур в структуре каждой из 24-х сложных (всего 24 стимульных ситуаций) [12; 15]. В нашем случае исследование было организовано в два этапа. На первом этапе испытуемому предъявлялись сложные фигуры с первой по двенадцатую и восемь простых фигур к ним (всего 96 стимульных ситуаций). На втором этапе испытуемому предъявляются сложные фигуры 13—24 одновременно по две (всего 48 стимульных ситуаций). Кроме того, для увеличения степени неопределенности задания в начале выполнения мы использовали прием «глухой» инструкции, позволяющей «развернуть» деятельность по решению задания (эмоциональные, мотивационные и операциональные характеристики). Применение дополнительной инструкции, снимающей давление «глухой», позволило изучить ее регулирующую функцию для испытуемых, особенности изменения способов решения, эмоционального реагирования и т.д.

В настоящей статье мы приводим часть полученных результатов, описывающих мотивационные особенности испытуемых, их взаимосвязь со способами взаимодействия со стимульным материалом и экспериментатором, процесс формирования стратегий решения, а также преодоления трудностей (компенсаторные стратегии).

В контрольной группе испытуемых отмечалась заинтересованность в нахождении верного ответа при поиске простых фигур в структуре сложных. Испытуемые данной группы интересовались правильностью своих выборов как в процессе исследования, так и после выполнения теста (задавали вопросы относительно правильного расположения некоторых простых фигур в составе сложных, где, по их мнению, были допущены ошибки). В данной группе отказов от выполнения не отмечалось. В процессе выполнения задания отмечалась интериоризация стимульных образов простых фигур. Это становилось возможным благодаря активности здоровых испытуемых, отражающейся в уточняющихся вопросах о форме, размерах, пропорциях, цвете простых фигур — то есть в вынесеннии во внешнеречевой план исследовательской деятельности, позволяющей испытуемым зафиксировать точные образы простых фигур. В результате этого, после 4—6 сложной фигуры, испытуемым больше не требуется непосредственно данный наглядный стимул и его эрзацем становится называние экспериментатором порядкового номера простой фигуры. Испытуемые активно используют мнемотехнические приемы, основываясь на опосредовании образов трудновербализуемых геометрических фигур социально-значимыми признаками. Данная активность позволяет испытуемым оперировать простыми фигурами более эффективно, одномоментно удерживая их в фокусе при поиске в структуре сложной. Так, после предъявления сложной фигуры, испытуемые могли назвать сразу последнюю из простых фигур, которая будет присутствовать в структуре данной сложной или ответить, что в сложной фигуре не будет ни одной из простых, т.к. ее структура исключает какие-либо общие для всех простых фигур параметры (например, в шестой фигуре — «т.к. там нет прямых углов»).

В группе здоровых испытуемых отмечается выраженный контраст между временем выполнения поиска простых фигур в структуре сложной в условиях «глухой» инструкции и в условиях уточняющей инструкции. После введения дополнительной информации о том, что не все простые фигуры обязательно должны быть найдены в каждой сложной и о необходимости точного соответствия образца найденной фигуре в структуре сложной, время поиска простых фигур снижалось в среднем в 4 раза. Данный феномен свидетельствует о переструктурировании деятельности по поиску простых фигур в структуре сложных в группе здоровых испытуемых на основе внешнезаданных критериев.

У всех испытуемых контрольных группы были зафиксированы случаи самокоррекции при поиске простой фигуры, иногда даже после выполнения нескольких последующих заданий, они возвращались с дополнениями к просмотренным фигурам. Чаще всего, самокоррекция заключалась в утверждении присутствия простой фигуры в сложной, но не в отказе от своих ответов. Такое выполнение свидетельствует о стабильности активационной составляющей мотивационного компонента психической деятельности на протяжении всего времени выполнения теста «Включенных фигур».

В группе больных с шизотипическим расстройством личности у многих отмечалась парадоксальная заинтересованность отдельными сложными фигурами, в которых они видели скрытую перспективу, трёхмерность изображенного двумерного пространства. У части пациентов выявлено истощение мотивации уже при анализе 3-й фигуры, вследствие чего они отказывались от продолжения теста, открыто говоря об испытываемом раздражении, «неинтересности» данного задания, что свидетельствует о невозможности выстроить внутренний мотив выполнения.

Специфичным для больных с шизотипическим РЛ является отсутствие контраста между временем поиска простых фигур в составе сложных в условиях «глухой» инструкции и в условиях поиска при введении дополнительной инструкции, снижающей неопределенность ситуации. Следует отметить, что в данной группе не выявлено феномена интериоризации стимульных образов простых фигур, характерного для здоровых испытуемых. Больные давали название только отдельным простым фигурам и не применяли их в качестве мнемотехнических средств. Более того, они часто просили повторно продемонстрировать простую фигуру даже при решении сложных фигур в конце серий 1 и 2. Данный феномен свидетельствует о неустойчивости внутренних образов стимульных фигур, их «обтаивании», зашумлении под влиянием субъективно-акцентированных признаков. Попытка скомпенсировать подобную неустойчивость внутренних образов стимульных фигур приводит к необходимости постоянно держать в фокусе внешний образец простой фигуры. Для больных с шизотипическим РЛ характерны особые типы вопросов к экспериментатору об отсутствующих линиях в структуре сложных фигур, которые могли бы позволить встраивать в них простые фигуры. При взаимодействии со стимульным материалом испытуемые часто берут фигуры в руки и активно вращают их на 90, 180 и 360 градусов, меняя заданное экспериментатором изначальное положение.

В целом выполнение задания вызывает выраженное эмоциональное напряжение у пациентов с шизотипическим РЛ, выражающееся в невербальном поведении. При ответах, которые не совпадают с заданными образцом параметрами простых фигур, пациенты прямо не отмечают эти несовпадения, например, говоря: «Нечто похожее, она немного деформирована». Они не отклоняют принятых ответов и активно не настаивают на окончательном решении, оставляя его в незавершенности, сами того не замечая. Также данным пациентам свойственны вычурные формулировки ответов: «Здесь им (параллелепипедом) попахивает, но не до конца». Наряду с правильными ответами в структуре сложных фигур больные с шизотипическим РЛ находят несколько вариантов одной и той же простой. В результате чего, в одной и той же сложной фигуре сосуществуют наряду с правильным ответом ответы, не совпадающие с образцом простой фигуры по размеру, ориентации и пропорциям.

В группе больных с обсессивно-компульсивным РЛ отмечается внимательный поиск простых фигур в структуре сложных, наряду с отсутствием выраженной заинтересованности материалом или собственными результатами. В данной группе пациентов не отмечалось отказов от выполнения теста. Следует также добавить характерное для больных с обсессивно-компульсивным РЛ возвращение к ранее ненайденным простым фигурам при поиске в рамках одной и той же сложной, что свидетельствует о трудностях переключения с переживания неудачи на процесс выполнения задания.

Для больных с обсессивно-компульсивным РЛ характерно более выраженное, чем в контрольной группе расхождение между временем поиска простых фигур в структуре сложной в условиях «глухой» инструкции и в условиях дополнительной инструкции (в среднем в восемь раз), что отражает выраженное давление, которое оказывает на пациентов данной группы ситуация неопределенности.

У больных с обсессивно-компульсивным РЛ также встречались просьбы повторно показать простые фигуры, но они были направлены на контроль соответствия найденной фигуры внешнезаданному образцу. При невозможности отыскать простую фигуру в структуре сложных отмечались ответы, отражающие внутренний локус контроля: «Не могу найти», «Не получается». Однако затем пациенты часто отмечали, почему та или иная простая фигура не может быть обнаружена в структуре сложной, оперируя заданными образцом размерами простых фигур.

Во второй серии (при одновременном показе 2-х сложных фигур) с нарастанием ответов о невозможности найти отсутствующие простые фигуры у больных с обсессивно-компульсивным РЛ учащаются просьбы повторно их показывать, несмотря на правильность ответов об отсутствии. Следует также отметить, что большинство пациентов данной группы не привносят какие-либо названия простым фигурам, не переводя их во внутренний план и, таким образом, каждый раз контролируя собственные ответы внешними стимулами.

Сомнения в своих ответах больные с обсессивно-компульсивным РЛ проговаривали «вслух», что также свидетельствует о вынесении поиска решения и анализа фигур во вне, что вело к формулированию однозначного ответа о наличии или отсутствии простой фигуры в структуре сложных.

Таким образом, проведенный анализ деятельности больных с расстройствами личности по выполнению невербальных заданий в с высокой степенью неопределенности, моделируемой с помощью содержания стимульного материала, способов его организации, инструкциями к выполнению заданий, позволил выделить ряд специфических характеристик в сравнении с деятельностью здоровых испытуемых. Анализ деятельности испытуемых в условиях патопсихологического эксперимента позволяет обнаружить качественные различия личностных, мотивационных, эмоциональных и когнитивных параметров психической деятельности специфичных для таких типов РЛ, как шизотипическое РЛ и обсессивно-компульсивное РЛ. Так, для больных с шизотипическим РЛ были характерны полярные характеристики мотивации (сверхзаинтересованность отдельными составляющими стимульного материала и быстрая истощаемость мотива выполнения); в эмоциональном состоянии пациентов обнаружены контрастные переживания охваченности стимульном материалом наряду с раздражением; отсутствие интериоризации образов внешнезаданных стимулов, «обтаивание» под влиянием субъективно-акцентированных признаков, сосуществование наряду с правильными ответами, ответов несовпадающих с образом стимульной фигуры, которое никак не замечается самими пациентами с шизотипическим РЛ — характеризуют качественные особенности их когнитивной деятельности. Мотивационная сфера больных с обсессивно-компульсивным РЛ характеризуется внимательным выполнением задания без выраженной заинтересованности отдельными деталями внутри теста; эмоциональная сфера данных больных характеризуется снижением тревоги и сомнений при уменьшении давления ситуации неопределенности (при введении уточняющей инструкции), что обуславливало улучшение динамических параметров активности; вынесение деятельности по решению задания вовне и постоянный контроль за результатами собственной деятельности отражает

Литература

1.   Виноградова М.Г., Тхостов А.Ш. Смысловая регуляция познавательной деятельности при истерическом расстройстве личности // Медицинская психология в России: электрон. журн. – 2010. – № 2(3) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: 30.06.2014).

2.   Смулевич А.Б. Расстройства личности. Траектория в пространстве психической и соматической патологии. – М.: ООО «Издательство «Медицинское информационное агентство», 2012.

3.   Соколова Е.Т. Аффективно-когнитивная дифференцированность/ интегрированность как предиспозиционный фактор развития личностных и поведенческих расстройств. Теория развития: Дифференционно-интеграционная парадигма / сост. Н.И. Чуприкова. – М.: Языки славянских культур, 2009.

4.   Соколова Е.Т. Культурно-историческая и клинико-психологическая перспектива исследования феноменов субъективной неопределенности // Вестник Московского университета: Серия 14: Психология. – 2012. – № 2.

5.   Шабанова А.А., Виноградова М.Г. Сравнение типов реагирования на фрустрацию у больных с шизотипическим и обсессивно-компульсивным расстройствами личности Психология психических состояний: актуальные теоретические и прикладные проблемы: сборник научных трудов по материалам 2-й Всероссийской научной конференции 14–16 ноября 2013 года. – Казань, 2013.

6.   Armstrong D. The contributions of creative cognition and schizotypal symptoms to creative achievement // Creativity research journal. – 2012. – Vol. 24. – P. 117–190.

7.   Clinical, cognitive, and social characteristics of a sample of neuroleptic-naïve persons with schizotypal personality disorder / C.C. Dickey, R.W. McCarley, M.A. Niznikiewicz [et al] // Schizophrenia Research. – 2005. – Vol. 78. – P. 297–308.

8.   Duff S., Kinderman P. An interacting cognitive subsystems approach to personality disorder // Clinical Psychology & Psychotherapy. – 2006. – Vol. 13, № 4.

9.   Herpertz S.C., Bertsch K. The social – cognitive basis of personality disorders // Current opinion. – 2014. – Vol. 27, № 1. – P. 73–77.

10.   Kernberg O.F., Yeomans F.E. Borderline personality disorder, bipolar disorder, depression, attention deficit/hyperactivity disorder, and narticissistic personality disorder: Practical  differential  diagnostic  // Bulletin  of the Menninger clinic. – 2013. – Vol. 77, № 1. – P. 1–22.

11.   Personality disorder among patients with panic disorder and individuals with high anxiety sensitivity / J. Osma, A. Garcia-Palacios, C. Botella [at al] // Psicothema. – Vol. 26, № 2. – P. 159–165.

12.   Personality Through Perception: an Experimental and Clinical Study / H.A. Witkin, H.B. Lewis, M. Hertzman [at al]. – New York: Harper, 1954.

13.   Powers A.D., Oltmanns T.F. Personality disorders and physical health: a longitudinal examination of physical functioning, healthcare utilization, and health-related behaviors in middle-aged adults // J Pers Disord. – 2012. – № 26(4).

14.   Psychotic-like cognitive biases in borderline personality disorder / S. Moritz, Schilling L., Wingenfeld K. [et al] // J Behav Ther Exp Psychiatry. – 2011. – № 42. – P. 349–354.

15.   Witkin H.A. Individual differences in ease of perception the embedded figures // Journal of personality. – 1950. – Vol. 19. – P. 1–15.

Ссылка для цитирования

УДК 159.9:616.89-008

Виноградова М.Г., Шабанова А.А. Выполнение невербальных задач больными с расстройствами личности // Клиническая и медицинская психология: исследования, обучение, практика: электрон. науч. журн. – 2014. – N 4 (6) [Электронный ресурс]. – URL: http://medpsy.ru/climp (дата обращения: чч.мм.гггг).

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

Выпуск № 21

Мартюшева В. (Украина) Чудо в хосписе

Максимова Е. (Украина) Самоубийство как ответ человека на вызовы бытия в условиях сужения видения жизненного пространства