Предыдущие
выпуски журнала

История астероида (Сабина Шпильрейн)

Якушев И.Б. (Архангельск)

Якушев Игорь Борисович –  кандидат медицинских наук, врач-психиатр высшей квалификационной категории, доцент Северного государственного медицинского университета (Архангельск). E-mail: yakushev87@gmail.com

Аннотация. Статья посвящена биографии известного российского психоаналитика С.Н. Шпильрейн. В работе сделана попытка соотнести особенности ее научного творчества со спецификой собственной клинической психопатологической истории Шпильрейн. Проводится параллель между Шпильрейн и ее современницей, русской художницей М.К. Башкирцевой.

Ключевые слова: С. Шпильрейн; психоанализ; М.К. Башкирцева; Ф. Фрёбель; К.Г. Юнг; дневник Башкирцевой; деструктивное влечение.

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

Сабина Николаевна (Шейвэ Нафтульевна) Шпильрейн (в замужестве Шпильрейн-Шефтель, 1885 год, Ростов-на-Дону — 1942, там же), российский и советский психоаналитик.

Дом, в котором жила С.Н. Шпильрейн

Шейвэ Шпильрейн родилась в богатой еврейской семье коммерсанта, энтомолога по образованию и впоследствии купца I-й гильдии Нафтули Мойшевича (Николая Аркадьевича) Шпильрейна (1856—1938) и его жены, стоматолога Евы Марковны (1863—1922). У Шпильрейнов было две дочери — Шейвэ (Сабина) и Эмилия и трое сыновей — Ян, Исаак, Эмиль. Отец практиковал весьма суровое домашнее воспитание. В определенные дни недели в семье следовало говорить только на немецком, французском или английском языках (а еще были еврейский, польский и русский). Нарушения влекли за собой физические наказания, часто — жестокие. Кодекс прочих требований тоже исполнялся в тоталитарной стилистике. Однако все дети свободно владели несколькими языками, успешно учились, много читали, занимались музыкой. В 1890 году Сабину определили в варшавский фрёбелевский детский сад, где она воспитывалась в течение пяти лет.

Ф. Фрёбель

Фридрих Фрёбель родился в семье пастора. Его детство — почти классическая история сентиментально-романтического содержания. Он рано лишился матери, которую сменила мачеха. Отец был занят многочисленными пасторскими обязанностями и не имел возможности заниматься мальчиком, а мачехе не было до него никакого дела. Потом были неоконченный из-за безденежья университет, несколько лет канцелярской работы, снова университет, где он собирался изучать строительное искусство. Но, случайно познакомившись со школьным учителем, Фрёбель решил посвятить себя педагогике (напрашивается назидательно-сентиментальная интонация мелодраматического повествования о детстве, полном лишений: «…уже в раннем детстве маленький Фридрих знал, что посвятит свою жизнь таким же одиноким, как он сам, детям…»). Узнав о системе И.Г. Песталоцци, Фрёбель пришел к выводу о необходимости создания учебно-воспитательных заведений для дошкольников, названных им «детскими садами». Воспитанный в духе немецкой идеалистической философии, Фрёбель считал, что ребенок изначально наделен четырьмя инстинктами: деятельности (проявление единого творческого Божественного начала), познания (стремление познать внутреннюю суть вещей, то есть — Бога), а также художественным и религиозным. Назначение человека, по Фрёбелю, — включиться в «божественный порядок», развив «свою сущность и божественное начало». Воспитание и обучение предполагалось организовать как систему педагогических учреждений для разных возрастов. Воспитание в детском саду имело целью всестороннее развитие природных способностей. Ядром педагогики детского сада Фрёбель называл игру, считая ее влечением, инстинктом, основной деятельностью, стихией, в которой ребенок живет. Для детского развития Фрёбель предложил несколько предметов, скромно назвав их «дарами». Первый дар — шарик на ниточке. Показывая ребенку разноцветные шары, мать развивает его умение различать цвета. Раскачивая шарик со словами «вперед-назад», «вверх-вниз», «вправо-влево», она дает ребенку представления о пространстве. Показывая предмет и пряча его со словами: «Есть шарик — нет шарика», мать знакомит ребенка с понятиями «да» и «нет». Второй дар — деревянные шарик,  кубик,  цилиндрик,  знакомящие ребенка с формами предметов. Третий дар — куб,

Шарики Фрёбеля

разделенный на восемь кубиков, благодаря которому, считал Фрёбель, ребенок получает представление о целом и его частях; имеет возможность развивать творчество, складывая кубики так и эдак. Четвертый дар — кубик, разделенный на восемь плиток. Пятый дар — куб, сложенный из двадцати семи мелких кубиков. Шестой дар — куб, складывающийся из кубиков, разделенных на плашки, треугольники и проч. В детском саду предполагались различные виды занятий: работа с «дарами», подвижные игры, рисование, лепка, вырезание и конструирование из бумаги, вышивание, аппликации из металлических колец, палочек или горошин и проч. Многие из этих занятий применяются и в современных детских садах. Система «даров» заменяет непосредственное знакомство с миром; жизнь ребенка ограничивается суховатой дидактикой; деятельность детей оказывается чрезмерно регламентированной, творчество ограничивается. Нетрудно представить себе одаренного ребенка, быстро освоившего все эти нехитрые премудрости и скучающего в то время, пока остальные постигают постулат «есть шарик — нет шарика»; ребенка, которому тесно в этой системе, который все более готов протестовать против нее, ее скуки, уравниловки и рутины, тщетно пытаясь обнаружить свое «Я» в толпе детей, послушно складывающих «дары» в неразнообразные кучки.

Сабина Шпильрейн
в детстве

А Сабина была одаренной девочкой, к тому же — со странностями, что беспокоило ее родителей, сложные отношения с которыми вызывали их возраставшую озабоченность. В 13-летнем возрасте она пыталась утопиться, в 15 лет — дралась с матерью и отказывалась от еды, протестуя против тирании родителей (позднее К.Г. Юнг квалифицировал отца и мать Шпильрейнов как истериков), желая обозначить собственное «Я» именно там, где это ей запрещалось. Самый простой протест — нигилистическое поведение (действие рождает противодействие не только в классической физике), и оно проявлялось у Сабины достаточно разнообразно.

К.Г. Юнг

После смерти 10 октября 1901 года шестилетней сестры Эмилии от брюшного тифа симптоматика Сабины обрела и вовсе тревожащий родителей характер. Жесткий репрессивный диктат домашнего воспитания вновь и вновь пытался преодолевать делинквентное поведение девочки, но никакую пружину нельзя сжимать бесконечно. Когда выяснилось, что это все же психическое расстройство, отец решил отправить дочь на лечение. Лишь в 1904 году, после того как Сабина, несмотря на постоянно подчеркиваемую ею «глупость учителей» и свою нелюбовь к школярству, окончила 8 классов Екатерининской женской гимназии Ростова-на-Дону с золотой медалью, отец решил поместить ее в санаторий доктора Геллера в Интерлакене (Швейцария). Здесь девушка пробыла всего месяц, успев продемонстрировать обширный репертуар разнообразных выходок и, к облегчению медицинского персонала, вскоре была переведена в другое лечебное учреждение.

17 августа 1904 года Сабина c диагнозом «психотическая истерия» поступила в клинику Бургхёльцли (Цюрих), которой руководил Э. Блейлер. Лечащим врачом девушки стал К.Г. Юнг. Случай Сабины показался ему подходящим для применения психоаналитических идей. В истории болезни, почти полностью заполненной Юнгом, подробно изложены анамнез и симптомы пациентки (ночные страхи, головные боли, тики, обманы восприятия, депрессия, истерические припадки…). Заболевание, по-видимому, было связано с наследственностью, а также — с особенностями детства (сложное, сексуально окрашенное отношение к отцу, физически наказывавшему детей; конфликты с матерью; ранний интерес к сексуальным аспектам жизни; влюбленность в дядю-врача и учителя истории; смерть сестры; мысли о смысле жизни и смерти; размышления о самоубийстве и его попытки…). Поведение Сабины в клинике не было примерным: регулярные стычки с персоналом, обусловленные отнюдь не только ее болезненным состоянием, но часто и простыми капризами; несколько демонстративных попыток суицида и проч. О состоянии С. Шпильрейн в этот период времени можно судить по ее завещанию, написанному на немецком языке и приложенному к истории болезни.

«Последняя воля.

После моей смерти я разрешаю анатомировать лишь голову, если ее вид будет не слишком отталкивающим. Вскрытие могут наблюдать лишь самые прилежные студенты. Мой череп я посвящаю нашей гимназии. Его следует поместить в стеклянный ящик, украсив бессмертниками. На ящике напишите следующее: «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть, И равнодушная природа красою вечною сиять». Мой мозг я вручаю Вам. Поместите его чистым в красивый сосуд и напишите на нем те же слова. Тело следует сжечь, при этом никто не должен присутствовать. Пепел разделите на три части. Одну положите в урну и пошлите домой. Вторую часть развейте по земле посреди нашего большого поля. Вырастите там дуб и напишите: «Я тоже была однажды человеком. Меня звали Сабина Шпильрейн». Что делать с третьей частью — скажет Вам мой брат…» [8].

М. Башкирцева

В начале ХХ века в России был очень популярен дневник Марии Башкирцевой, который она писала на французском языке с 12 лет до смерти в двадцатипятилетнем возрасте (всего 105 тетрадей). Книга была переведена на многие языки, в том числе и на русский. Дневник проникнут романтической «жаждой славы» и демонстративно-трагическим ощущением обреченности. М.И. Цветаева, бывшая моложе С. Шпильрейн на семь лет, посвятила памяти Башкирцевой свой первый сборник «Вечерний альбом». В.Я. Брюсов написал в дневнике: «Ничто так не воскрешает меня, как дневник Башкирцевой. Она — это я сам со всеми своими мыслями, убеждениями и мечтами». Несколько поколений русских барышень зачитывали этот дневник до дыр. Башкирцевой пытались подражать. Ее живопись, в общем-то, достаточно обыкновенная, обрела характеристику «гениальная» — все по той же причине: трагическая судьба и ранняя смерть художницы от туберкулеза, овеянная ее Дневником, словно предсказавшим ранний уход автора. Вокруг имени Башкирцевой и ее произведений возник ореол, осененный романтическими легендами и мифами.

Башкирцева производила впечатление очень разностороннего человека. В программу ее учебных занятий входили математика, физика, химия, музыка, греческий, латынь, немецкий, английский, итальянский, французский. Иногда вдруг она начинала читать книги по сельскому хозяйству, дабы «удивить кого-нибудь разговором о посеве ячменя или качестве ржи, рядом со стихом Шекспира или тирадою из философии Платона» [3]. Башкирцева считала, что ее «гигантское воображение» позволяет ей быть незаурядной певицей и большим художником. Но ее образование было отрывочным и бессистемным, напоминая каботажное плавание небольшого суденышка, не имеющего возможности отправиться в открытое море — при наличии амбиций крупного дредноута.

Один из рецензентов писал: «…у Башкирцевой получились негативы, несколько драматизированных,  театральных  поз…».  Другой  был  еще  более  резок  в  суждении: «…укажите искреннее, сердечное движение в этой книге! «Я» — переливается на всех страницах тысячами оттенков, от мрачного до светлого — и наоборот… Бедное XIX столетие! Оно отразилось в самолюбивом, слабом и безнравственном человеке! Неужели оно, подходя уже к концу, не заслужило лучшего сравнения?… М. Б-ва, конечно, искренна в дневнике, она рисует себя такой, какая она есть. Ее нельзя назвать талантливой, даровитость — вот ее блеск. Но чудовищен этот ужасный эгоизм под блестящей прекрасной внешностью».

«Истерические психопаты всегда как бы заслоняют непсихопатов, ведь они стремятся только к одному — чтобы выделиться. Если их жизнь складывается по не зависящим от них причинам трагично, то они в еще большей степени привлекают к себе внимание… Дневники полны самолюбования, стремления к самодемонстрации и интереса к миру только в тех случаях, когда мир сам интересуется автором» [1], — подытожил отечественный психиатр М.И. Буянов. Живи Башкирцева в наше время, она вела бы твиттер: к нему прибегают, желая что-то сказать, но не имея в виду что-нибудь узнать. Твиттер часто является рупором истерических психопатов, которые порой образованы блестяще, но — поверхностно, зная об очень многом — очень мало.

С. Шпильрейн, конечно, тоже читала Дневник Башкирцевой. Мимо него в России не прошла ни одна читающая барышня. Диагностическое сходство двух клинических биографий, невзирая на различие педагогических систем их родителей (Марии разрешалось слишком многое — воспитание в стилистике «кумир семьи»; Сабине слишком многое запрещалось — стилистика педагогики «ежовые рукавицы»), сформировали концепцию претензий обеих девушек к миру, при отсутствии критического взгляда на себя. Обе толком не знали, что собой представляет их подлинное «Я». Попытки достижения эмансипации и постижения аутентичности у Шпильрейн спотыкались о родительские табу, и с ее точки зрения социум выглядел враждебным: «Если бы не они…». Для Башкирцевой не было почти никаких запретов, в силу чего она полагала, что является кем-то значительно большим, чем дело обстояло в действительности. В ее системе окружающий мир выглядел неблагодарным и недостаточно тонким для того, чтобы оценить талант столь эфемерного и изысканного создания, как автор Дневника: «Если бы они могли понять…». Ключевым для обеих концепций является слово «они», с возложением ответственности за происходящее на социум. Персональное «Я» обеих девушек в контексте их отношения к миру определялось не их собственной сущностью, а позицией окружающих, с которой они и оценивали свою судьбу. Эмансипация (быть вопреки) Шпильрейн и демонстративное (казаться, а не быть) самоутверждение Башкирцевой — ягоды с одной поляны. Потому что «вопреки» — не иначе, как кому-то; «казаться» — исключительно для кого-то. Поиск «Я» через призму сугубо внешних приемов при отсутствии собственной глубины так или иначе обречен на путь, не позволяющий субъекту уйти от мнения именно тех людей, которых эта же система не больно-то чтит, возлагая на них вину за свою несостоятельность. Получается, что вне социума истерический психопат как бы и не существует: его бытие определяется лишь отношением к нему окружающих.

Юнг реконструировал анамнез Сабины, ища в нем причину ее симптомов. Он использовал модифицированный им ассоциативный тест Фр. Гальтона, чтобы выявить бессознательные, эмоционально заряженные переживания пациента, регистрируя ответные реакции на определенные лексемы. Для Шпильрейн этим скрытым комплексом оказался образ жестокого отца, по отношению к которому Сабина «проявляла любовь с болью», сопровождавшуюся мазохистскими эротическими фантазиями. По мысли Юнга, врачу следовало заместить в ее сознании образ отца, позволив подавленному подсознательному желанию выйти наружу и таким образом быть преодоленным. Психоанализ оказался эффективен. К июню 1905 года курс в основном был завершен. Не обладавший тогда большим психоаналитическим опытом, Юнг получил и иной результат: пациентка влюбилась во врача. Произошло то, что в психоанализе называется «трансфер». Уже до потенциального (но так и не случившегося) зачатия Сабина назвала виртуального сына Зигфридом. Согласно ее романтико-мистическому настрою, он должен был воплотить лучшие черты национальностей отца и матери. В этом Зигфриде она была готова раствориться без остатка.

В спираль долгого трансферного романа Шпильрейн и Юнга были вовлечены родственники, друзья и коллеги врача из нескольких стран. Анонимки, пересуды, переписка, обвинения, оправдания, слухи… Из-за скандала Юнгу пришлось покинуть кафедру и клинику. Наконец, все пришло к приемлемому для сторон уровню. Спустя некоторое время Юнг и Шпильрейн возобновили переписку.

В июне 1905 года Сабина поступила на медицинский факультет университета в Цюрихе. От отца она получала 300 франков в месяц — сумму, сопоставимую с жалованием доктора Юнга. Во время учебы девушка специализировалась по психотерапии, психоанализу и педологии, работая над темами, предложенными Э. Блейлером и К.Г. Юнгом, под их научным руководством.

Продолжая амбулаторное лечение Шпильрейн до 1909 года, Юнг обсуждал этот клинический случай в переписке с З. Фрейдом, в которой она вначале фигурировала как анонимная пациентка, затем как «больная из России», и, наконец, обрела ник «Малышка». В 1909 году она сама вступила в переписку с Фрейдом, что усложнило его непростые взаимоотношения с Юнгом.

З.З. Фрейд в кабинете

По окончании университета С. Шпильрейн подготовила дипломную работу «О психологическом содержании одного случая шизофрении», где писала о том, что психически больные люди избегают сексуальных взаимоотношений, так как в их представлении они связаны со страхом распада. В прикосновении к другому шизофреники видят угрозу утраты своей целостности. Из-за этого может формироваться бред, в котором реальные отношения заменяются патологическими. Размышления об утрате собственного «Я» стали ключевыми для дальнейших исследований Шпильрейн, научным руководителем которой был Юнг. Тема утраты-обретения «Я» получила новое звучание — с учетом изменившегося клинического и социального статусов Шпильрейн.

Исследуя шизофрению, она увидела диалектику психических процессов, зафиксировав отдельные компоненты этой болезни. Ее идеи о двойственной природе сексуального влечения, о замене внешнего мира внутренним, об отказе от настоящего с уходом в прошлое, о сопряженности элементов сновидений, психотики и мифов привлекли внимание психоаналитического сообщества. В мае 1911 года С. Шпильрейн была удостоена степени доктора медицины. Спустя некоторое время она опубликовала работу по теме диплома в журнале, редактируемом Юнгом.

Вскоре состоялось знакомство Сабины с Фрейдом. 11 октября 1911 года она была принята в Венское психоаналитическое общество. В письме к Юнгу на следующий день после этого события Фрейд отметил: «Она нашла, что я вовсе не такой злой, каким она себе меня представляла» [5], исподволь укоряя адресата намеком на то, что это мнение, безусловно, было сформировано не без косвенного участия Юнга.

К этому моменту Сабина уже была профессиональным психоаналитиком, обладавшим к тому же специфическим опытом, который в данном случае мог считаться, скорее, позитивным фактором: она знала проблему сумасшествия изнутри. Психоаналитик Шпильрейн неожиданно возникла среди фрейдистов как резидент недоступного для них космоса. Ее мир лежал по другую сторону от теоретических конструкций психоаналитиков, но смыкался с ними через психику Шпильрейн, являвшейся одновременно и наблюдателем, и наблюдаемым субъектом. В 1909 году Сабина сформулировала тезис: «Демоническая сила, сущностью которой является разрушение (зло) — в то же время и есть творческая сила, потому что из разрушения двух индивидов появляется новый индивид. Это и есть сексуальное влечение, которое по своей природе есть влечение к разрушению, влечение индивида к уничтожению себя. По этой самой причине оно и должно преодолевать столь большое сопротивление в каждом человеке» 1. На самом же деле, она пришла к этим соображениям еще в начале лечения у Юнга: под концепцию ее виртуального сына Зигфрида был подведен теоретический базис. Никуда не исчезли и мазохистские предпочтения автора, проявившиеся в суицидальном прочтении сексуального влечения. К размышлениям о его природе Шпильрейн обращалась много раз, обсуждая эту тему с Юнгом. В ее дневнике есть строки: «Я очень боюсь, что мой друг, который намеревался упомянуть мою идею в своей статье, опубликованной в июле, признав мой приоритет, может просто присвоить идею… Может быть, это лишь необоснованная недоверчивость с моей стороны? Я так хотела бы, чтобы дело оказалось именно в этом, ведь мое второе исследование должно быть посвящено ему, моему уважаемому учителю. Но как я могу уважать человека, который лгал мне, который украл мою идею, который оказался мне не другом, а мелочным корыстолюбивым соперником? Как могу я любить его? Ведь я люблю его, несмотря ни на что. Вся моя работа пронизана этой любовью. Я люблю его и одновременно ненавижу, потому что он мне не принадлежит. Было бы невыносимо оказаться в его глазах простофилей. Нет, я хочу быть благородной, гордой, всеми уважаемой! Я должна быть достойна его, и идея, которой я дала жизнь, должна появиться под моим именем»2. Поиск собственного «Я» через мнение окружающих сохранял для Шпильрейн актуальность и в 1911 году.

25 ноября 1911 года на заседании Психоаналитического общества Вены Шпильрейн выступила с докладом «Деструкция как причина становления», предвосхитив поздние идеи Фрейда, обозначив садистский компонент сексуального влечения как деструктивный. Идея доклада состояла в том, что любое изменение предполагает разрушение исходного статуса. Сексуальный инстинкт состоит из антагонистических факторов — не только становления, но и разрушения, и некоторые его компоненты сопряжены со смертью. При этом деструкция может давать и позитивный результат, становясь триггером социального прогресса и культурного развития. В распаде всегда можно найти основания для творческого становления. Шпильрейн сделала вывод о том, что деструкция собственного «Я» является причиной развития новых социальных форм. Наиболее ярко негативные компоненты сексуальности проявляются у невротиков и отчасти могут быть преодолены. Эти представления о деструкции и природе сексуальности не совпадали с догмами психоанализа. Спустя некоторое время Фрейд писал Юнгу: «Она очень талантлива; во всем, что она говорит, есть смысл; ее деструктивное влечение мне не очень нравится, потому что мне кажется, что оно личностно обусловлено. Она выглядит ненормально амбивалентной» [Цит. по: 6, с. 183]. Доклад был переработан в статью «Деструкция как причина становления» (опубликована в 1912 году), его основные идеи были подкреплены многочисленными и разнообразными биологическими, психологическими, психоаналитическими и иными примерами. Одним из наиболее точных отзывов об этой работе было мнение Юнга, высказанное в письме к Шпильрейн: «Мой дорогой друг, читая Вашу статью, я обнаружил в ней много перекличек с моим трудом… Ваша статья будет опубликована в «Ежегоднике психоаналитических и психопатологических исследований» перед моей… Таким образом, я не просто хочу сделать Вам комплимент. Эта необыкновенно умная статья содержит великолепные мысли, первенство которых я охотно признаю… Никто не должен думать, будто Вы заимствуете мои мысли… Возможно, я сам заимствую кое-что у Вас; верно, я ненароком впитал в себя частицу Вашей души, а Вы — моей» [7]. В рецензии на статью П. Федерн отмечал, что из-за невозможности корректного разрешения заявленных проблем в настоящее время не остается ничего иного, как, не вступая в полемику относительно этих гипотез, быть признательными автору за кропотливую и интересную работу. Комплимент содержал завуалированную критику, направленную на методологию автора, исходящего из догадок и интуиции, но не предлагающего серьезного обоснования гипотез. Иными словами, Федерн отказался признать в статье Шпильрейн какую бы то ни было научную ценность. Однако уже в 1920 году в книге «По ту сторону принципа удовольствия» сам З. Фрейд постулировал существование влечения к смерти, пересмотрев свою прежнюю позицию и в специальной ссылке констатировав: «В одной богатой содержанием и мыслями работе, к сожалению, не совсем понятной для меня, С. Шпильрейн предвосхитила значительную часть этих рассуждений. Она обозначает садистский компонент сексуального влечения как «деструктивное влечение»» [4]. «Круг расчисленных светил» психоанализа признал право идей Шпильрейн на существование и счел их достойными разработки и обсуждения.

В Вене Шпильрейн познакомилась с некоторыми психоаналитиками из России, в том числе с Павлом (Файвелом Нотовичем) Шефтелем, за которого вышла замуж 1 июня 1912 года. 17 декабря 1913 года в Берлине у нее родилась дочь — Ирма Рената. В течение нескольких лет Шпильрейн-Шефтель работала в немецких, швейцарских и австрийских центрах у Э. Блейлера, К. Бонгёффера; занималась психоанализом у К.Г. Юнга и З. Фрейда; исследовала мифологию и теорию искусства; работала врачом-педологом у Э. Клапареда; преподавала в Институте Ж.-Ж. Руссо… Она изучала гармонию, контрапункт, композицию, иностранные языки; осуществила психоаналитическое исследование «Песни о Нибелунгах» и сказок, опубликовав ряд статей в европейских журналах; была членом Швейцарской психоаналитической ассоциации.

С. Шпильрейн

После Октябрьского переворота 1917 года в России дом и имущество Н.А. Шпильрейна были конфискованы. Материальное положение Сабины ухудшилось. К тому же, несмотря на научное признание, она все чаще ощущала внутреннюю неудовлетворенность. Ведь поиск своего «Я» все же, видимо, следует осуществлять не в области мнений близлежащего социума, а в собственной психике, респондирующей на любые альтернативные попытки тревогами, депрессиями, неконструктивной рефлексией… Да и новый швейцарский закон сделал невозможным продление разрешения на жительство лицам русской государственной принадлежности. Фрейд рекомендовал Шпильрейн работу в одном из ведущих психоаналитических центров Берлина. Но ей было интересно попробовать новые пространства: в Берлине ее ожидало бы все то же, что уже не приносило сугубого удовлетворения. Эта схема лишь укореняла амбивалентность ее бытия: шарик вроде бы есть — ее статьи и идеи получили признание, но в то же время шарика нет: являются ли научные статьи сутью личности, аутентичным «Я»?

В 1922 году в Ростове умерла мать Сабины, заканчивал учебу младший брат Эмиль, отец служил в Наркомземе и системе Ликбеза. Братья Ян и Исаак, получив образования в Европе, работали в Москве и звали ее к себе, говоря о грандиозности перспектив научной деятельности. После перерыва, вызванного Мировой войной и революцией, в Советской России под патронатом Л.Д. Троцкого консолидировались сторонники психоанализа. С 1922 года под редакцией профессора И.Д. Ермакова здесь издавалась психологическая и психоаналитическая библиотека; в 1923 году был организован детский дом-лаборатория «Международная солидарность», где воспитывались дети высокопоставленных советских чиновников, в том числе сын Сталина; созданы Государственный психоаналитический институт, Русское психоаналитическое общество, основатели которого (И.Д. Ермаков, Ю.В. Каннабих, О.Ю. Шмидт) активно сотрудничали с зарубежными и российскими психоаналитическими центрами (Петроград, Одесса, Харьков, Киев, Ростов, Казань…). С.Н. Шпильрейн решила вернуться, предполагая использовать психоаналитический опыт в совершенно новых, прежде невиданных условиях; ведь, как она сама считала, деструкция устоявшегося статуса имеет шанс стать триггером социального развития. В письме к Шпильрейн (9 февраля 1923 года) Фрейд одобрил ее решение.

С.Н. Шпильрейн и ее братья

В 1923 году Сабина вернулась в Россию. Ее муж был врачом в Ростове-на-Дону, она поселилась в Москве.

Отвечая на вопрос одной из многочисленных советских анкет об имущественном положении своем и своих родственников, она написала: «Ни у кого ничего нет» [2]. Отметила, что с сентября 1923 года работает врачом-педологом в городке имени 3 Интернационала, состоит научным сотрудником Государственного психоаналитического института, заведует секцией детской психологии в Первом московском государственном университете; подчеркнула то обстоятельство, что никогда не состояла ни в каких политических партиях. В качестве даты дебюта медицинской карьеры указала 1905 год (Цюрихская психиатрическая клиника Э. Блейлера). Отметила, что имеет квалификацию II категории, опубликовала около 30 печатных трудов, участвовала в работе многих съездов по педагогике, психологии, психиатрии и психоанализу. Анкета содержит две приписки: «В психоаналитическом институте считала бы необходимым лично наблюдать детей, чтобы беседы с руководительницами не сводились к чисто теоретическим рассуждениям и платоническим советам заочно» [Там же]. «Работаю с наслаждением, считая себя рожденной, призванной как бы для моей деятельности, без которой не вижу в жизни никакого смысла» [Там же]. Эти фразы, как кажется, обозначают смену системы ценностей С.Н. Шпильрейн: отныне она считает для себя приоритетом практическую работу, видя в ней путь своего личностного становления и роста, формирования своего «Я». С осознанием призвания началось служение. Не научная работа, с ее вассальной зависимостью от мнения научного истеблишмента, а врачевание, несущее практическую пользу людям, дает бóльшую возможность обретения смысла бытия. Отныне Шпильрейн большее внимание уделяла не фасаду здания своей жизни, а его интерьеру. Вместе с тем, она не оставила и научную деятельность.

В списке сотрудников Государственного психоаналитического института и детского дома-лаборатории в первой половине 1924 года числился лишь один штатный сотрудник — С.Н. Шпильрейн. Она вела амбулаторный прием, консультировала, читала спецкурс «Психоанализ подсознательного мышления», вела семинар по детскому психоанализу, участвовала в медицинских заседаниях сотрудников института и работе Русского психоаналитического общества. 15 ноября 1923 года она сделала доклад «Афазическое мышление и мышление детей». В 1924 году читала курс лекций «Психоанализ детей» в Государственном психоаналитическом институте, работала научным сотрудником I разряда по детской психологии в психологической секции Института научной философии.

В 1924 году у Павла Шефтеля вне брака родилась дочь. Семейные проблемы заставили С. Шпильрейн вернуться в Ростов-на-Дону, где она работала врачом поликлиники (психотерапевт, психоаналитик, педолог).

14 августа 1925 года решением Совета народных комиссаров РСФСР Государственный психоаналитический институт был ликвидирован. Перспективы психоанализа в СССР становились все более определенными в своей безысходности.

18 июня 1926 года у Шпильрейн родилась дочь Ева.

27 июля 1930 года было ликвидировано Русское психоаналитическое общество. Тем не менее, С.Н. Шпильрейн продолжала аналитическую работу, опубликовав в 1931 году статью о детских рисунках, сделанных с открытыми и закрытыми глазами. Это была ее последняя публикация в Европе. Астероид приземлился. В 1932 году был ликвидирован журнал «Педология». Давление на эту науку завершилось в 1936 году репрессиями, начало которым было положено Постановлением ЦК ВКП (б) «О педологических извращениях в системе Наркомпросов». В 1935 году НКВД арестовал профессора И.Н. Шпильрейна. В 1937 году умер П.Н. Шефтель (существует версия о его самоубийстве, совершенном из опасения ареста). В 1937 году еще двое братьев Сабины — член-корреспондент Академии наук СССР Я.Н. Шпильрейн и доцент Э.Н. Шпильрейн3 — были арестованы, пропав в советских лагерях.

17 августа 1938 года умер отец. В 1939 году умер З. Фрейд.

Дочь Шефтеля, познакомившаяся с Сабиной Николаевной осенью 1937 года, вспоминала, что эта 52-летняя женщина выглядела сутулой старушкой в старой черной юбке до земли и в ботинках «прощай, молодость». В памяти подруг дочери она тоже осталась худой, маленькой, некрасивой седой старушкой, обычно сидевшей в углу дивана. Она была плохой хозяйкой: подруги дочери часто видели, как та покупала яйца и кулинарные котлеты.

Марка Германии с сюжетом
из Нибелунгов

…Летом 1941 года старшая дочь Сабины Рената, учившаяся в музыкальном училище при Московской консерватории по классу виолончели, приехала на каникулы в Ростов-на-Дону, оставшись в городе, когда началась война. С.Н. Шпильрейн-Шефтель отказалась эвакуироваться, не поверив в сообщения о зверствах оккупантов. Может быть, носители немецкого языка — языка ее детства, юности, ее любви и ее науки, языка Гете, Фрейда и Юнга, языка «Песни о Нибелунгах» — представлялись ей иначе, нежели они выглядели в реальности, а сообщения Совинформбюро она посчитала пропагандой… Но герой «Песни о Нибелунгах» Зигфрид, победив Дракона, умывается его кровью. Умывается кровью…

9 ноября 1941 года гитлеровцы вышли к окраине города, а 21 ноября оккупировали его в первый раз. Ростов-на-Дону был оккупирован дважды. Первую оккупацию (21—29 ноября) С.Н. Шпильрейн и ее дочери пережили. До лета 1942 года Красная Армия удерживала город, по существу, в течение полугода расположенный в прифронтовой полосе. 24 июля 1942 года фашисты вновь оккупировали Ростов, на этот раз сразу приступив к уничтожению его жителей. По поводу смерти Сабины Шпильрейн есть несколько версий. Наиболее достоверной выглядит следующая: в последний раз ее видели в августе 1942 года в колонне евреев, которую нацисты гнали к Змиёвской балке — цепи оврагов на окраине города. Шпильрейн была вместе с дочерьми.

Шарик был, шарик порой даже взлетал, и вот — шарика нет.

В 2004 году на месте казни доктора Шпильрейн была установлена мемориальная доска с надписью из ее завещания: «Я тоже была однажды человеком. Меня звали Сабина Шпильрейн».

_______________________

1 Из дневника С. Шпильрейн. Цит. по [6, c. 81]. ↑

2 Там же. ↑

3 Я.Н. Шпильрейн, 1887—1937 годы, советский математик, член-корреспондент АН СССР (1934 год); Э.Н. Шпильрейн, 1899—1938 годы, советский биолог, декан биологического факультета Ростовского университета; И.Н. Шпильрейн, 1891—1937 годы, советский психолог, лингвист, основатель советской психотехники, доктор философии, 1914 год. ↑

Литература

1.   Буянов М.И. Приключения древней загадки (истерия, история, суеверия). – М.: Прометей, 1991. – С. 39–40.

2.   ГАРФ. – Фонд 2307. – Опись 23, Единица хранения 13. – Листы 19–20.

3.   Русский биографический словарь. – Санкт-Петербург – Москва, 1896 – 1918. – Т. 2. – С. 614–615.

4.   Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия. – М.: Прогресс, 1992. – 246 с.

5.   Фрейд З., Юнг К. Из переписки // З. Фрейд. По ту сторону принципа удовольствия. – М.: Прогресс, 1992. – С. 429.

6.   Эткинд А.М. Эрос невозможного. История психоанализа в России. – СПб.: Издательский дом МЕДУЗА, 1993. – 464 с.

7.   Carotenuto A. A Secret Symmetry. Sabina Spielrein between Freud and Jung. – London, 1986. – P. 206–208.

8.   Minder B. Sabina Spielrein. Jungs Patientin am Burghölzli // Luzifer-Amor. Zeitschrift zur Geschichte der Psychoanalyse. Jg. 7. – 1994. – Heft 14. – S. 55–127.

Ссылка для цитирования

Якушев И.Б. История астероида (Сабина Шпильрейн) // Клиническая и медицинская психология: исследования, обучение, практика: электрон. науч. журн. – 2015. – N 2 (8) [Электронный ресурс]. – URL: http://medpsy.ru/climp (дата обращения: чч.мм.гггг).

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

Выпуск № 21

Мартюшева В. (Украина) Чудо в хосписе

Максимова Е. (Украина) Самоубийство как ответ человека на вызовы бытия в условиях сужения видения жизненного пространства