РУБРИКА:  МЕДВУЗЫ \ ВВЕДЕНИЕ В МЕДИЦИНСКУЮ ПСИХОЛОГИЮ И МЕДИЦИНСКУЮ ПЕДАГОГИКУ (ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ И ПЕДАГОГИКА, СОЦИАЛЬНАЯ И ВОЗРАСТНАЯ ПСИХОЛОГИЯ)

Эмоции

 

Часть III. ВЫСШИЕ ФУНКЦИИ И ОБРАБОТКА ИНФОРМАЦИИ.

Глава 5. Наше восприятие мира

Введение

Наше представление о мире стабильно. Наш мир состоит из опреде­ленных материальных элементов: камень – это камень, дерево – это дере­во, кошка – это кошка. Нам кажется, что иначе и быть не может.

Однако мы подгоняем мир под собственные мерки, определяемые нашими, человеческими, органами чувств. Речь идет об относительном образе, существенно отличном от того, который может быть у инфузории-туфельки, дождевого червя, летучей мыши или слона. Для некоторых животных реальность состоит в основном из запахов, большей частью нам неизвестных, для других – из звуков, в значительной части нами не воспринимаемых. Каждый вид обладает рецепторами, позволяющими организму получать ту информацию, которая наиболее полезна для его приспособления к окружающей среде, т. е. у каждого вида свое собствен­ное восприятие реальности.

Кроме того, современная физика постепенно открывает нам мир, все менее и менее похожий на управляемый строгими законами мир ста­бильных объектов, укладывающийся в механическую концепцию Де­карта и Ньютона.

Принципы квантовой механики вынуждают все большее число физиков пересматривать как будто бы твердо установленные отношения между пространством и временем, причиной и следствием, субъектом и объек­том. Теперь уже не вполне ясно, из чего состоит материя – из частиц, волн или из того и другого одновременно. Исследователи заметили даже, что сам факт наблюдения за частицей изменяет ее поведение. По мнению некоторых, этого достаточно, чтобы снова поставить вопрос о связях между мышлением и материей; надо понять, наблюдаем ли мы саму материю или только наш собственный человеческий опыт.

Во время коллоквиума, на котором присутствовали психофизиологи и физики, астрофизик Хьюберт Ривс (Reeves) поставил этот вопрос, приведя воображаемый диалог между теми и другими. Психофизиологи просят физиков: «Помогите найти в электроне корни сознания!», а те все более склонны ответить: «А мы сами готовы искать корни электрона в сознании. До конца изучив связь субъекта и объекта, мы ее не обнаружили» (Science et Conscience, 1980).

Но все это уже другая история, которая, вероятно, подробнее будет описана в книгах будущего, может быть не такого отдаленного, как нам кажется. Пока же, оставаясь на нынешнем уровне знаний, постараемся понять, как функционируют человеческий мозг и рецепторы, доставляющие ему информацию, из которой формируется связная картина реальности.

Ограничения, связанные с органами чувств

Окружающая среда в любой момент посылает нам тысячи все­возможных сигналов, из которых мы можем уловить лишь очень небольшую часть. Действительно, способность наших органов чувств к возбуждению ограниченна и лучший из них может различить лишь малую долю сигналов, поступающих из окружающего мира.

Человеческое ухо не способно улавливать слишком высокие для него звуки, тогда как эти ультразвуки легко слышит собака, дельфин или летучая мышь. Пространство пронизывается бесконечным множеством электромагнитных волн – от самых коротких (гамма-лучи, рентгеновские лучи) до самых длинных (радиоволны). Однако наши глаза чувствитель­ны лишь к небольшому участку спектра, занимающему промежуточное положение, – к «видимому свету».

Какой бы нам представилась реальность, если бы мы были способны различать другие формы энергии? Достаточно посмотреть на фотогра­фию, сделанную аппаратом для съемки в инфракрасных лучах, чтобы увидеть, что она отражает совершенно другой образ окружающего. Или известно, например, что люди, у которых удален хрусталик, чувстви­тельны к ультрафиолетовым лучам. Каково было бы наше видение мира, если бы наши глаза были способны улавливать рентгеновские лучи и мы видели бы насквозь то, что сейчас кажется непроницаемым? Но какой мозг понадобился бы нам, чтобы осмысливать окружающее, от которого мы получали бы такое множество сигналов?

Роль предшествующего опыта

У детей органы чувств способны действовать с самого рождения, а по последним научным данным даже и до рождения. Однако известно, что человеческий мозг обладает механизмами, которые упорядочивают процессы восприятия. С первых минут жизни новорожденный оказывается под воздействием колоссального количества раздражителей, которые, достигнув мозга, сортируются там по категориям, прежде чем отло­житься в памяти.

В любой момент раздражители воспринимаются нами соответствен­но тем категориям образов, которые постепенно устанавливаются после рождения. При этом некоторые сигналы, более привычные, чем другие, распознаются автоматически, почти тотчас же. Однако в других случаях, когда информация новая, неполная или неоднозначная, наш мозг действует путем гипотез, которые он одну за другой проверяет, чтобы принять ту, которая кажется ему наиболее правдоподобной или наиболее приемлемой. Тогда можно утверждать, как это делал Грегори (Gregory, 1966), что «любой воспринятый объект – это гипотеза». Итак, способ классификации воспринимаемого у каждого из нас несколько связан с нашим предварительным жизненным опытом.

Котята, выросшие в клетке, где были только вертикальные линии, позднее оказались неспособными узнавать горизонтальные линии (Blackemore, Cooper, 1970). По-видимому, так же дело обстоит и у людей. Мы уже видели, как у «дикого» ребенка (Виктора) выработалось восприятие вещей, во многом отличное от нашего. Известно также, что если людям, слепым от рождения, возвратить зрение уже во взрослом состоянии, они смогут различать предметы, четко выделяющиеся на окружающем фоне, следить глазами за движущимися объектами или даже различать цвета. Но они будут не в состоянии узнавать отдельные предметы, геометрические формы или даже лица, а также назвать цвет который они видят.

Антропологи со своей стороны показали, что люди, обитающие в круглых жилищах, воспринимают обстановку с обилием вертикальных и горизонтальных прямых не так, как мы, привыкшие с рождения к нашим домам. В некоторых культурах имеются лишь два названия цветов, в то время как мы научаемся узнавать, по меньшей мере, шесть цветов.

Все эти виды восприятия – результат практики и опыта. Только благодаря практике и опыту наш мозг способен структурировать и ор­ганизовывать элементы внешнего мира, чтобы придавать им точное значение.

Организация наших восприятий

Феномены восприятия, в особенности объединение восприятии по некоторым принципам в связные единства, лучше всего были описаны и проанализированы школой гештальтпсихологии.

Самый важный из этих принципов состоит в том, что любой образ или предмет воспринимается как фигура, выделяющаяся на каком-то фоне. Наш мозг действительно имеет тенденцию (по-видимому, врож­денную) структурировать сигналы таким образом, что все, что меньше или имеет более правильную конфигурацию, а главное то, что имеет для нас какой-то смысл, воспринимается как фигура; она выступает на некотором фоне, а сам фон воспринимается гораздо менее структури­рованным.

Это относится прежде всего к зрению, но также и к другим чувствам. Так же обстоит дело, когда в общем шуме собрания кто-то произносит нашу фамилию. Она сразу выступает как «фигура» на звуковом фоне. Такое же явление мы наблюдаем, когда улавливаем запах розы, нахо­дясь среди группы курильщиков, или запах сигареты у клумбы с розами.

Однако вся картина восприятия перестраивается, как только другой элемент фона становится в свою очередь значимым. Тогда то, что за секунду до этого виделось как фигура, теряет свою ясность и смешивает­ся с общим фоном. Именно это происходит, когда вы внимательно рассматриваете рисунки на первых страницах частей I и II нашей книги. Вы должны были бы различить на них лица Декарта, Фрейда, Павлова и других выдающихся «фигур» в истории психологии. Но как только вам это удастся, все другие элементы, которые до сих отчетливо выделялись, стушуются и станут лишь фоном, на котором будут четко выступать лица великих ученых. И так будет до тех пор, пока вы не решите снова рассмотреть мелкие детали рисунка.

Второй принцип – это принцип заполнения пробелов, проявляющийся в том, что наш мозг всегда старается свести фрагментарное изображение в фигуру с простым и полным контуром. Поэтому, когда предмет, образ, мелодия, слово или фраза представлены лишь разрозненными элементами, мозг будет систематически пытаться собрать их воедино и добавить недостающие части.

Объединение (группировка) элементов – это еще один аспект организа­ции восприятия. Элементы могут объединяться по разным признакам, например таким, как близость, сходство, непрерывность (воображаемая) или симметрия.

По принципу близости наш мозг объединяет близкие или смежные элементы в единую форму.

Принцип сходства состоит в том, что нам легче объединять схожие элементы. Что касается продолжения беседы в общем шуме голосов, то оно возможно только благодаря тому, что мы слышим слова, произносимые одним и тем же голосом и тоном. Позднее мы увидим, что мозг испытывает, однако, больше трудностей, когда ему одновременно передают одним голосом два разных сообщения.

Элементы будут также организовываться в единую форму, если они охраняют одно направление. Это принцип непрерывности. И наконец, форма будет воспринята как «правильная», когда она имеет одну или несколько осей симметрии.

Таким образом, из различных интерпретаций, которые могли бы быть сделаны относительно серии элементов, наш мозг чаще всего выбирает самую простую, самую полную или ту, которая включает наибольшее число рассмотренных выше принципов.

Что касается организации восприятия движения и времени, то оно может осуществляться также с помощью точек отсчета, которые исполь­зуют наши рецепторы, и с помощью некоторых характеристик, присущих нашему пространству.

Наши восприятия остаются постоянными (константными)

Мир, в котором мы передвигаемся, воспринимается не только как организованный, но также и как постоянный и неизменный. За уже структурированными предметами наше восприятие сохраняет их размеры и цвет независимо от того, с какого расстояния мы на них смотрим и под каким углом их видим.

Если, например, мы смотрим на свои руки, причем левая находится в 20 см от лица, а правая протянута далеко вперед, то нам все-таки кажется, что их кисти одинакового размера. Однако достаточно раз­местить их друг за другом на одной прямой с глазами, и сразу выявляется разница в величине соответствующих изображений на сет­чатке. Еще лучше такого рода соотношения видны на Рисунке Боринга.

Точно так же дверь сохраняет для наших глаз свою форму незави­симо от того, открыта она или закрыта, а белая рубашка остается белой как на ярком свету, так и в тени (однако в случае с рубашкой в тени нам достаточно было бы увидеть небольшой ее участок через отверстие, чтобы она показалась нам скорее серой).

Реально мы осознаем эти автоматические поправки, осуществляемые мозгом, лишь тогда, когда рассматриваем фотографии памятников или людей, снятых в определенных ракурсах. В этом случае их изображения объективно воспроизводятся фотоаппаратом. Однако бывают случаи, когда внешняя информация противоречива, а также случаи, когда возникает иллюзия, т. е. реальность искажается.

Восприятие мира в трех измерениях

Среди адаптации, важных при нашем образе жизни, есть одна, которая сближает нас с большинством хищников  – с плотоядными мле­копитающими и хищными птицами. Речь идет о бинокулярном зрении, которое лучше позволяет увидеть добычу, так как оба глаза располо­жены фронтально, смотрят в одном направлении и могут быть нацелены на одну точку.

У травоядных, напротив, глаза расположены по обе стороны головы. Это расширяет их поле зрения и позволяет легче заметить приближение возможного хищника, но делает гораздо менее точным восприятие расстояния и глубины, что особенно затрудняет восприятие мира в трех измерениях, характерное для бинокулярного зрения.

Действительно, на сетчатке каждого глаза создается лишь одно двумерное изображение, а так как наши глаза расположены на некотором расстоянии друг от друга, они видят предметы под несколько разными углами и соответственно посылают мозгу несколько различную ин­формацию. И тогда мозг, объединяя данные о двух двумерных изобра­жениях, воссоздает на их основе трехмерный образ, что и обеспечивает нам стереоскопическое видение мира.

Подобное явление существует у нас и в области слуха. Наши два уха, каждое в отдельности, улавливают особенности источника звука. Но информация от них достигает мозга не одновременно, а с различием меньше тысячной доли секунды, так как ушные раковины несколько отдалены друг от друга. Именно благодаря этому различию мозг способен воспроизвести стереофонический звуковой мир в трех измерениях. При зрительном восприятии человек, потерявший один глаз, оказывается в положении художника, старающегося передать глубину пейзажа на своем полотне.

Так, удаленные предметы будут казаться меньше в соответствии с линейной перспективой, где воображаемые параллельные прямые сходятся к одной точке горизонта. Существует еще воздушная перспек­тива: далекие предметы кажутся менее четкими, так как свет, который они отражают, частично поглощается пылью и влагой атмосферы. Что касается близко расположенных предметов, то даже при очень медлен­ном смещении головы они быстрее движутся в поле зрения, чем удаленные, и притом в противоположном направлении (эффект парал­лакса). Кроме того, они располагаются между нашим глазом и задним планом, закрывая его часть, и это тоже указывает на их близость.

У человека бинокулярное зрение эффективно лишь на расстояниях примерно до 15 метров. О пространственных отношениях более далеких объектов приходится судить только по эффектам перспективы, парал­лакса и закрытия одних предметов другими.

Адаптация и привыкание

Хотя наши органы чувств и ограничены в возможностях восприятия сигналов, тем не менее, они находятся под непрерывным воздействием раздражителей. Мозгу, который должен перерабатывать получаемые сигналы, нередко угрожает перегрузка информацией, и он не успевал бы ее сортировать и упорядочивать, если бы не было регулирующих механизмов, которые поддерживают количество раздражителей на бо­лее или менее постоянном приемлемом уровне.

Первый из этих регулирующих механизмов действует в самих рецеп­торах. Речь идет о сенсорной адаптации, которая осуществляется в рецепторных клетках глаз, ушей, кажи и других органов чувств. Она уменьшает их чувствительность к повторяющимся или длительно воз­действующим стимулам. Например, когда мы в солнечный день выходим из кинозала, яркий свет мешает нам некоторое время различать отдель­ные элементы в декоративном оформлении фойе. Однако через несколько секунд мы уже сможем рассматривать важные детали, выступающие на фоне, к которому наши глаза начали привыкать.

Точно так же уши рабочего, пришедшего на завод, уже спустя несколько минут «перестают слышать» шум машин. То же происходит и с запахом мыла или туалетной воды, который мы и наши близкие очень быстро перестаем чувствовать. Наша кожа мгновенно привыкает к контакту с надеваемой утром одеждой, к давлению очков на нос или к кольцу на пальце.

Таким образом, когда раздражение становится постоянным, рецепто­ры перестают на него реагировать: чем слабее стимул, тем скорее наступает адаптация, и, наоборот, чем он сильнее, тем труднее к нему адаптироваться. Слишком яркий свет, сильный холод или сильная жара, резкий запах или громкие звуки обычно способны продлить возбуждение соответствующих рецепторов, и тогда организм должен предпринять меры, чтобы изменить или устранить ситуацию, к которой его рецепто­ры не могут адаптироваться.

Другой регулирующий механизм находится в основании мозга, в ретикулярной формации. Он вступает в действие в случае более сложной стимуляции, которая хотя и улавливается рецепторами, но не столь важна для выживания организма или для той деятельности, которой он в данное время занят. Речь идет о привыкании (габитуации), когда определенные раздражители становятся настолько привычными, что перестают влиять на активность высших отделов мозга: ретикулярная формация блокирует передачу соответствующих импульсов, чтобы они не «загромождали» наше сознание. Например, зелень лугов и листвы после долгой белой зимы кажется нам в начале весны такой яркой, а через несколько дней мы так к ней привыкаем, что просто перестаем замечать. Сходное явление наблюдается у людей, живущих вблизи аэродрома или автодороги. Они уже «не слышат» шума взлетающих самолетов или проезжающих грузовиков. То же самое происходит и с горожанином, который перестает ощущать химический привкус питьевой воды, а на улице не чувствует запаха выхлопных газов автомашин или не слышит автомобильных сигналов.

Здесь речь идет об одном из полезнейших механизмов, благодаря которому индивидуум легче может заметить любое изменение или любой новый элемент в окружающей обстановке, легче сконцентриро­вать на нем внимание, а в случае необходимости и противостоять ему. Подобного же рода механизм позволяет нам сосредоточить все внима­ние на какой-то важной задаче, игнорируя привычные шумы и суету вокруг нас.

Внимание и восприятие

Факторы, определяющие внимание

Для того чтобы событие было воспринято, нужно, чтобы оно могло вызвать ориентировочную реакцию, которая позволит нам «настроить» на него свои органы чувств. Без внимания восприятие невозможно.

Чем больше наше внимание будет привлечено новизной, сложностью или интенсивностью стимула (события или объекта), тем больше веро­ятность того, что стимул будет воспринят. У ребенка этот механизм действует с самого рождения. Другой хорошо извест­ный определяющий фактор – повторение: реклама, передаваемая по радио или по телевидению, и на сотый раз способна еще привлечь внимание слушателя или вызвать ориентировочную реакцию у ребенка, даже (а может быть, именно в том случае) если выраженная в ней мысль совершенно нелепа.

Однако выбор информации, поступающей в мозг из окружающего мира, больше всего зависит от потребностей и интересов самого субъекта. Голодный человек, идя по незнакомому городу, легче всего будет замечать вывески ресторанов. Сексуально озабоченный человек скорее обратит внимание на вещи, ассоциированные с сексом, будь то люди, изображения или предметы. Страстный любитель машин скорее отметит какую-то деталь кузова, чем человек, для которого машина – лишь средство передвижения. Очень показательно то, как люди листают газеты, останавливаясь на том или ином заголовке: это многое говорит об их интересах и увлечениях.

Кроме того, мы часто склонны обращать внимание только на детали, отвечающие нашим ожиданиям. Здесь уместно напомнить случай, про­исшедший с В. Менделом. Он, зная, что его пациенты антисоциальны, в первое время замечал только их враждебные проявле­ния. Позднее, когда он узнал, что им дают успокаивающее лекарство, он бессознательно стал воспринимать только их дружелюбные взгляды и мимику, адресованные ему. Очень часто наше отношение к окружаю­щим складывается именно под влиянием такого рода ошибок восприятия, связанных с нашими ожиданиями.

Избирательное внимание

Исследователи попытались выяснить, до какой степени наше внима­ние ограничено постоянным отбором, производимым мозгом. Например, в дружеской компании сначала мы слышим только общий шум голосов разговаривающих. Однако достаточно, чтобы один из наших знакомых вдруг обратился к нам, чтобы мы, несмотря на продолжающийся вокруг нас разговор, сразу начали воспринимать то, что он говорит. Это явление – так называемый «эффект вечеринки» – был изучен в 1953 году Черри (Cherry).

Через наушники в два уха испытуемого подавались две магнитные записи. Когда Черри просил испытуемого внимательно слушать одну из них, испытуемый легко повторял услышанные слова. Но из другой записи он не улавливал ничего или почти ничего.

Итак, складывается впечатление, что одновременно можно слышать только одно высказывание и что в мозгу, очевидно, существует как бы «фильтр», который ограничивает нашу способность улавливать сигналы, идущие из разных источников (Broadbent, 1958).

То же явление избирательного внимания отмечается и в области зрительного восприятия. Когда на сетчатки левого и правого глаза испытуемого подавались одновременно разные сцены, снягые на кинопленку, он мог воспринимать лишь какую-то одну из них.

Однако было установлено, что этот фильтр не всегда действует безотказно. Так, при слуховом восприятии достаточно, чтобы в другое ухо испытуемого было произнесено особо важное для него слово, например его имя, чтобы он автоматически поменял канал восприятия. К тому же если неодинаковая информация передается в левое и правое ухо испытуемого разными голосами, то информацию одного из каналов уловить сравнительно нетрудно. Если же информация близка по значению и передается в то и другое ухо одним голосом, то ее уловить совсем не так легко. Внимание тогда перемещается с одного уха на другое, и испытуемый в конце концов теряет нить обоих сообщений.

Это ограничение возможностей нашего внимания проявляется и тогда, когда одновременно действуют слуховая и зрительная системы. Например, в классе во время объяснения учителем нового материала я могу читать интересную книгу. Однако даже если мое внимание будет перескакивать с одного канала на другой, вряд ли я смогу хорошо понять хотя бы то, что передается по одному из них, а тем более по обоим.

Но что происходит со всей той информацией, которая по причинам уже упомянутым или по тем, о которых мы еще будем говорить, осталась «за порогом» восприятия? Исчезает ли она полностью или же оставляет след на уровне, недоступном непосредственно для сознания? Чтобы разобраться в этом, нужно будет сначала определить понятие порог.

Физиологический порог и порог восприятия

Как мы уже видели, прием сигнала происходит на двух уровнях.

На нижнем уровне окружающая нас энергия все время буквально бомбардирует наши органы чувств, и как только она становится доста­точной для того, чтобы возбудить один из рецепторов, она превращается в закодированное сообщение, которое будет передано в мозг. Этот предел чувствительности каждого рецептора, за которым уже не может наступить возбуждение, называется физиологическим порогом.

На более высоком уровне сигнал, чтобы быть воспринятым, должен затем превысить другой порог – порог восприятия. Это порог сознательного опознания. Он контролируется, как мы уже знаем, рети­кулярной формацией. Например, Грегори показал, что одного фотона может быть достаточно, чтобы возбудить рецептор в сетчатке глаза, но потребовалось 5-8 таких порций энергии для того, чтобы наш мозг воспринял светящуюся точку.

Вполне понятно, что физиологический порог определен генетически и может изменяться только в зависимости от возраста или других физиологических факторов, а порог восприятия, напротив, гораздо менее стабилен. Он зависит от уровня бодрствования мозга, а также от внимания мозга к сигналу, который преодолел физиологический порог.

Итак, между этими двумя порогами существует зона чувствитель­ности, в которой возбуждение рецепторов влечет за собой передачу сообщения, но оно не доходит до сознания. Какова судьба этого сообщения? Была выдвинута гипотеза о том, что в зоне под уровнем сознания – в подпороговой зоне – сигналы, воспринятые органами чувств, возможно, обрабатываются низшими центрами нашего мозга. Если это так, то должны существовать ежесекундно сотни сигналов, которые проходят мимо нашего сознания, но тем не менее регистрируются на более низких уровнях (Dixon, 1971).

Такая гипотеза позволяет найти объяснение многим спорным явле­ниям. В особенности речь идет о перцептивной защите и о подпороговом восприятии, а также о внечувственном (экстрасенсорном) восприятии и об осознании внутренней реальности в условиях, например, сенсорной изоляции или в состоянии медитации.

Здесь речь идет, конечно, о пограничных областях научной психоло­гии, и многие представители официальной науки не приветствуют их изучение. Однако сколько гипотез было в свое время отброшено офици­альной наукой, так как они казались слишком неправдоподобными или близкими к шарлатанству! А тем не менее благодаря использованию новой аппаратуры и выявлению новых фактов их обоснованность с тех пор была доказана.

Наука обязана требовать абсолютной строгости на любом этапе познания, но она должна в то же время допускать и поощрять смелые шаги в неведомое, чтобы можно было нащупывать опорные пункты для поисков новых путей исследования. Так сейчас и поступает все большее число ученых: они не хотят отбрасывать a priori ни одну из непроверен­ных гипотез. Долгий поиск доказательств существования или отсутствия тех или иных явлений может иногда показаться бесполезной тратой времени. Но в науке, как и везде, потеря времени часто оборачивается его выигрышем.

Перцептивная защита

Порог восприятия тесно связан с уровнем активации мозга. У бод­рствующего и внимательного индивидуума он может быть пониженным, чтобы облегчить поступление и расшифровку сигналов. Но он может быть повышенным во время засыпания или при некоторых других состояниях сознания, когда поток информации фильтруется и восприя­тие ослаблено.

Кроме того, мозг – и мы это наблюдали – даже у полностью бодрст­вующего человека способен, видимо, в любую минуту изменить порог: все зависит от того, важна ли для него получаемая информация или нет. Так происходит, когда извне поступают сообщения, эмоциональный заряд которых трудно переносим (McGinnies, 1949). Было отмечено, что слово – табу, относящееся к сексу, например слово vagin1, на мгновение предъявленное в написанном виде с помощью тахистоскопа, распозна­валось труднее, чем часто употребляемые слова вроде vague2 или matin3, хотя в них столько же букв и их общая структура сходна. Чтобы узнать обычное короткое слово, в среднем достаточно десятой доли секунды, но для слова-табу нужно бывает удвоить, а иногда и утроить это время.

Некоторые авторы поставили под сомнение факт существования такого рода перцептивной защиты от слов, считающихся неуместными. Они полагают, что некоторые слова просто менее употребительны, а потому и воспринимаются труднее, чем другие, более «ходовые». Это могло бы относиться и к словам, весьма обычным в разговорном языке, но редко употребляемым в письменной речи. Но как же тогда объяснить явную эмоциональную реакцию, регистрируемую с помощью полиграфа в тех случаях, когда испытуемые затрудняются прочитать слово-табу. Действительно, у испытуемого могут появляться на коже капельки пота и учащаться ритм сердца даже тогда, когда сила зрительного стимула была значительно ниже порога восприятия. По мнению некоторых критиков, это просто доказывает, что слово-табу, даже узнанное, всегда трудно произнести вслух в присутствии посторонних, особенно если человек не уверен в правильном прочтении. Но как же тогда объяснить тот факт, что у некоторых испытуемых эти и именно эти слова узнаются намного раньше, чем другие (даже тогда, когда стимул ниже порога восприятия), что уже явно говорит о наличии какого-то механизма перцептивной бдительности.

1 Влагалище (фр.).

2 Неясный (фр.).

3 Утро (фр.). Ср. matin (англ.) поэт. утреннее щебетание птиц –  matin – церк. (за) утреня

Объяснения таких феноменов опираются на уже сформулированную Фрейдом мысль о том, что на уровне сознания действует некая цензура, которая мешает определенным социально неприемлемым образам или желаниям пересечь порог восприятия. Наши нынешние, пока еще непол­ные, знания о работе мозга позволяют выдвинуть на этот счет ряд гипотез.

Одна из них касается первого уровня памяти – сенсорной памяти. Речь идет о механизме, благодаря которому сигналы очень недолго (1/4 секунды) сохраняются на уровне рецепторов, пока не будет решено, переводить их отсюда в кратковременную память или нет. Это решение зависит от высшего, когнитивного уровня, где и может дей­ствовать цензура, о которой говорил Фрейд.

Возможно, эта цензура осуществляется в правом полушарии, которое, эмоционально и более глобально реагируя на раздражитель, проникает в его смысл быстрее, чем более рациональное левое полушарие, и не позволяет последнему продолжать декодирование слова.

По мнению Диксона (Dixon, 1971), все сигналы, не допущенные в сознание механизмами цензуры, очевидно, обрабатываются какой-то более примитивной системой на предсознательном уровне. Они, воз­можно, составляют резерв-источник спонтанно возникающих образов и свободных ассоциаций -и таким образом в свою очередь играют роль в активации организма. Это может проявляться, например, в сновиде­ниях, в молниеносных вспышках интуиции у творческих работников или, как мы увидим позже, в условиях сенсорной изоляции.

Подпороговое восприятие

Теперь нужно попытаться объяснить, что происходит со всеми сигналами, интенсивность которых недостаточна для того, чтобы они могли проникнуть в сферу сознания. Эти сигналы, очевидно, восприни­маются и обрабатываются в подпороговой зоне, минуя таким образом всякий корковый контроль.

Подпороговое восприятие, по-видимому, позволяет организму отве­чать на поступающие сигналы так, как он не смог бы ответить, если бы они были приняты и оценены сознанием. К сожалению, эта гипотеза была прежде всего использована в рекламе товаров. Например, было показано, что можно внушить кинозрителям желание потреблять гази­рованные напитки или воздушную кукурузу определенных фирм, пока­зывая неоднократно в течение фильма кадр продолжительностью в 1/24 секунды, восхваляющий достоинства этих продуктов; можно также вызвать у публики большее желание приобретать прод которых скрыты звуковые или зрительные подпороговые сообщения сексуального или угрожающего характера.

Все это способствовало обогащению рекламных агентств, приме­нявших подобные методы. Однако из-за боязни злоупотребления такой практикой, с одной стороны, и из-за того, что ее реальная эффективность осталась неподтвержденной – с другой, возникли сомнения в обоснован­ности самой гипотезы, положенной в ее основу.

Тем не менее спустя несколько лет появился интерес к лечебному применению такого рода методов, особенно для оказания помощи курильщикам, алкоголикам и тучным людям. Сходные программы были разработаны также для лечения больных шизофренией и депрес­сией (Silverman et al., 1982). Положительные результаты были достигнуты у пациентов, которым подпороговым путем предлагалась идея типа «мы с мамой составляем одно целое»  но эффект был таким же и у молодых испытуемых, признанных нормальными, которым предлагалась та же мысль. Результаты в определенных тестах были у этой группы выше, чем у контрольной группы, которая подвергалась стимуляции, не со­державшей таких подпороговых компонентов (Ariam, Siller, 1982).

Однако, несмотря на все большее число исследований, ведущихся в этом направлении, ничего определенного относительно подобной практики установить пока не удалось.

Экстрасенсорное восприятие

Многие ученые заостряют внимание на сходстве восприятия подпорогового и экстрасенсорного. В обоих случаях речь идет о восприятии сигналов, которые слишком слабы, чтобы дойти до уровня сознания, но все же способны оставить след, который мог бы быть воспринят некоторыми людьми в определенные моменты и в определенном сос­тоянии расслабления и восприимчивости.

По-видимому, экстрасенсорное восприятие, о котором имеются пока лишь весьма недостоверные данные, должно все-таки рассматриваться как нечто связанное с мозгом – в противовес мнению приверженцев оккультных наук, представители которых приписывают этому явлению самую различную природу.

К экстрасенсорному восприятию относят феномены трех типов: способность «угадывать» факты, недоступные для органов чувств, или ясновидение, способность улавливать какую-то информацию о человеке, который находится далеко, или телепатия, способность угадывать то, что произойдет в будущем, или предвидение.

По мнению многих ученых, речь идет не о каких-то уникальных способностях, а скорее об особом развитии обычных возможностей, скрытых в каждом из нас. В отличие от разного рода животных мы, по-видимому, просто не умеем или не хотим их использовать. Те же ученые утверждают, что, наверное, прежде всего страх мешает нам проявлять такие возможности и тот же страх мешает нам развивать их в себе. Действительно, это могло бы увлечь нас в области, далекие от внешней реальности и от приспособления к ней, т. е. от того, на что нас настраивает все наше воспитание (Targ, Harary, 1985).

Остается еще открыть форму энергии, при помощи которой могли бы передаваться «экстрасенсорные» сигналы, а также физические струк­туры, способные их принимать. Эта задача не из самых легких, и именно этим психологи и физики занимаются уже много лет. Психологи изучают различные возможности, используя методы психофизиологии [электроэнцефалографию, плетизмографию, психогальванометрию (из­мерение электропроводности кожи) и т.п.]. Физики же подводят теоре­тическую базу, опираясь на новые пути, открываемые исследованиями в области элементарных частиц.

Пограничная зона психологии, изучающая эти явления, называется парапсихологией или псилогией. И хотя исследования в лаборатории и в естественных условиях проводятся с 30-х годов (Л. Васильев в СССР, Дж. Б. Раин в США), в научных кругах эти работы стали открыто обсуждаться и критиковаться только в последние два десятилетия. Лишь около пяти лет назад их начали упоминать в американских учебниках по психологии. В настоящее время остается мало таких ученых, которые отказываются видеть в подобных явлениях законный предмет научных исследований (рис. 5.12).

Нерешенных проблем, однако, еще много. Действительно, если реальность некоторых фактов уже доказана, то существуют еще боль­шие методологические трудности, которые мешают, например, в лабо­ратории взять под контроль явления, встречающиеся в повседневной жизни. И даже когда это возможно и получены положительные результаты, их не всегда удается воспроизвести. Иногда даже при совершенно одинаковых условиях опыта (те же методы и аппаратура, тот же экспериментатор, тот же испытуемый) результаты могут получиться диаметрально противоположными.

Сенсорная изоляция

Мы видели, как действует мозг, чтобы поддерживать на постоянном уровне поток сигналов, направляемых в сознание, и как он отбирает из них те, которые считает приемлемыми и важными для выживания организма. Но что происходит, когда субъект находится в условиях сенсорной изоляции, сводящей к минимуму возбуждение рецепторов?

В 1956 году в Университете Мак-Гилла группой психологов был произведен соответствующий опыт. Исследователи предлагали добро­вольцам пробыть как можно дольше в специальной камере, где они были максимально ограждены от внешних раздражителей мира. Ученых поразил тот факт, что большинство испытуемых оказались неспособными выдержать такие условия дольше 2-3 дней. Был сделан вывод, что это отражает фундаментальную потребность организма в получении стимулов от изменяющегося окружения. У самых выносли­вых испытуемых возникали галлюцинации, и это, по мнению ученых, указывало на то, что без внешних раздражителей интеллектуальные функции и сама личность неизбежно деградируют.

Другой ученый, Дж. Лилли (J. С. Lilly), в тот же период проверял действие сенсорной изоляции на самом себе. Он делал это в непроницае­мой камере, где он был погружен в солевой раствор с температурой, близкой к температуре тела, так что был почти лишен даже ощущений, связанных с весом собственного тела. И лишь позднее, после нескольких лет исследований (в 1977 г.) он решился прокомментировать свои эксперименты. Однако его выводы диаметрально противоположны выводам, сделанным психологами из Университета Мак-Гилла. По мнению Лилли, условия изоляции в камере, напротив, увеличивают сенсорный опыт, и это происходит без участия известных внешних раздражителей.

Лилли отмечает, что после периода напряженности, которую он чувствовал сам и чувствовало большинство испытуемых в Университете Мак-Гилла, постепенно наступает новое состояние сознания, сопровож­дающееся множеством зрительных образов – всевозможных галлюци­наций и иллюзий. Когда субъект принимает эти явления спокойно и не рассматривает их как патологические, они позволяют ему испытать своеобразное ощущение «океанской волны», которое достигает такой интенсивности, что несколькими часами позже, в момент выхода из изолированной камеры, он чувствует себя вновь рожденным.

Такое толкование сближает нас с опытом восточных мастеров медитации. Но в противоположность тому, как действуют эти последние, при опыте в изолированной камере происходит резкий разрыв с постоян­но действующей на организм реальностью. И тогда сам организм принимает последствия столкновения со своим внутренним миром и со всеми видениями, которые развиваются и проявляются вне реальности.

Открытие этого внутреннего мира, свободного от всякой цензуры, и обогащение, которое он, видимо, несет индивидууму, противоречит выводам, сформулированным психологами из Университета Мак-Гил­ла. Дело в том, что эти ученые рассматривают наш опыт как нечто ограниченное внешней реальностью, а это, как подчеркивает Лилли, есть та реальность, которая была смоделирована с помощью переданных нам мыслей и знаний социальной группой, к которой мы принадлежим. И мы не можем без тревоги отойти от этой нашей реальности.

Однако именно в этой внешней реальности – не следует этого забывать – индивидууму приходится жить, развиваться, приспосабливаться в соответствии со своими потребностями, которые он стремится удовлетворить.

В следующей главе мы постараемся понять, как и почему организм постоянно стремится к получению сигналов, способных помочь ему восстановить равновесие. А это равновесие то и дело нарушается из-за потребностей самого организма, с одной стороны, и взаимодействий организма с окружающей средой, с другой стороны. Мы увидим, насколько неустойчиво это равновесие и как уровень эволюционного развития, достигнутый человеком, подводит его к использованию таких механизмов, как эмоции. Низшим животным эмоции не свойственны, а нам они позволяют оттенять и окрашивать как первичную реакцию на сигналы из окружающей среды, так и более развернутые ответные действия, если они требуются.

 (Ж. Годфруа «Что такое психология?», Т. 1, – М., 1992,

С. 181-204)

Внимание!

Выбрав услугу ПОИСК на главной странице сайта «Медицинская психология» и введя интересующее Вас понятие, Вы сможете получить дополнительные справки по теме с использованием ВСЕХ собранных на настоящий день информационных ресурсов сайта.

Пишите на адрес:
info@medpsy.ru
medpsyru@gmail.com
"Клиническая и медицинская психология: исследования, обучение, практика"
ISSN 2309−3943
Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций
свидетельство о регистрации СМИ Эл № ФС77-52954 от 01 марта 2013 г.
Разработка: Г. Урываев, 2008 г.
  При использовании оригинальных материалов сайта — © — ссылка обязательна.  

Яндекс цитирования Get Adobe Flash player