Вернуться на главную страницу
О журнале
Редакционный совет
Приглашение к публикациям

Социальная тревога: нарушение регуляции деятельности
при антивитальном и суицидальном поведении

Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. (Барнаул, Российская Федерация)

 

 

Сагалакова Ольга Анатольевна

Сагалакова Ольга Анатольевна

–  кандидат психологических наук, доцент кафедры клинической психологии; ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет», пр. Ленина, 61, Барнаул, 656049, Алтайский край, Российская Федерация. Тел.: 8 (385) 229-12-22.

E-mail: olgasagalakova@mail.ru

Труевцев Дмитрий Владимирович

Труевцев Дмитрий Владимирович

–  кандидат психологических наук, заведующий кафедрой клинической психологии; ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет», пр. Ленина, 61, Барнаул, 656049, Алтайский край, Российская Федерация. Тел.: 8 (385) 229-12-22.

E-mail: truevtsev@gmail.com

 

Аннотация. Цель. Обобщение результатов исследований по проблеме взаимосвязи социальной тревоги (СТ), социального тревожного расстройства (СТР) и антивитального, суицидального поведения. Исследование роли психологических особенностей нарушения произвольной регуляции психической деятельности при социальной тревоге в формировании антивитального и суицидального поведения (АП и СП) подростков. Методы. Испытуемые — несовершеннолетние подростки Алтайского края (N = 1163). Авторские диагностические методики: 1) «Склонность к антивитальному и суицидальному поведению и сдерживающие факторы»; 2) опросник социальной тревоги и социофобии; 3) многофакторный опросник когнитивно-поведенческих и метакогнитивных паттернов реагирования при социальной тревоге, а также другие опросники: 4) опросник гелотофобии (Р.Т. Пройер, В. Рух) в адаптации Е.А. Стефаненко и др.; 5) опросник СОРЕ (совладание) (Carver, Scheier и др. в адаптации Е.И. Рассказовой и др.); 6) опросник суицидального риска А.Г. Шмелева (модификация Т.Н. Разуваевой). Результаты. Исследования показали, что при СТ и СТР для человека значимо более характерны суицидальные мысли и попытки суицида, чем при других тревожных расстройствах и в норме. СТ как нарушение произвольной регуляции деятельности в ситуациях оценивания включает в себя страх осмеяния, затруднение социальных контактов, беспомощность при социальном неуспехе и играет значимую роль в формировании антивитальных переживаний, их трансформации в антивитальные действия (готовность к самоповреждению), которые характерны для подростков с высокой социальной тревогой (нарушением регуляции деятельности, опосредования эмоций). 9,9% юношей и 17,3% девушек демонстрируют планирование самовреда и 9% юношей и 15,2% девушек готовы совершать антивитальные действия. Тревога в социальных ситуациях у юношей более связана с угрозой статусу, у девушек — с угрозой разрыва отношений. Для юношей характерна зависимость самооценки от внешнего оценивания при самореализации. Девушки более склонны к антивитальным переживаниям и тревоге, но их компенсаторный стиль (поиск социальной поддержки, учет позиции другого) адаптивнее, чем у юношей (демонстрация превосходства, противопоставление). Зрелость компенсаторного стиля снижает вероятность перехода от антивитальных переживаний и действий к суицидальному поведению, поскольку служит средством регуляции психической деятельности, эмоций в ситуациях оценивания. Выводы. Первичный мотив антивитального поведения (мыслей и действий) — снижение напряжения в динамической системе нарушенной регуляции психической деятельности при тревоге оценивания, «переключение» или «выключение» навязчивого цикла неопосредованных переживаний. Постепенно происходит сдвиг «мотива на цели и цели на средство». Изначальное средство становится целью, а затем и мотивом деятельности, и антивитальное действие перерождается в суицидальное поведение, имеющее свой личностный смысл и побудительную силу намерения. Социальная тревога первоначально отражает актуальные социальные мотивы подростка, но при нарушении регуляции деятельности в ситуациях оценивания их удовлетворение затруднено. Это приводит к изменению в мотивационной сфере подростка (беспомощность, безнадежность, отказ от самореализации). По мере накопления напряжения в регуляционной системе деятельности увеличивается вероятность антивитальных действий.

Ключевые слова: произвольная регуляция психической деятельности; социальная тревога; антивитальное и суицидальное поведение.

 

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

 

 

Работа выполнена при поддержке гранта РНФ (№ 14-18-01174)

 

 

Постановка проблемы

Анализ основных механизмов СТ и СТР, связь с суицидальным и антивитальным поведением — цель теоретического анализа проблемы. Феномен СТ и СТР подробно изучен в ряде моделей в рамках когнитивно-поведенческого подхода. В некоторых исследованиях (Hudson, Rapee, 2000; 2010; 2007) [23; 24; 38] проверены гипотезы о важной роли генетических факторов в формировании СТР, связи СТР с другими коморбидными расстройствами, суицидальным поведением. Исследователи затрудняются назвать конкретные генетические маркеры СТР и коморбидных расстройств (Rapee, Kennedy и др., 2001; Stein, Chartier и др., 1998; 1994) [9; 10; 32]. Однако установлена связь между наличием у ребенка СТ или СТР и психическими нарушениями у родителей (депрессии, злоупотребление алкоголем, тревожные расстройства, суицидальные мысли, действия) (Lieb и др., 2000) [27].

Большое значение для целей психотерапии и психокоррекции, профилактики сопутствующей тревоге депрессии и суицидальных мыслей имеют модели СТ и СТР: модель представления о себе (Schenker, Leary, 1982) [29], модель когнитивной уязвимости (Beck, Emery и др., 1985) [14]. В модели представлений о себе (1982) обнаружено психологическое рассогласование между целью человека произвести хорошее впечатление и наличием у него сомнений в своих способностях. Тревога возникает от переживания оценки в социальных ситуациях наряду с мотивацией добиться хорошего эффекта и ощущением низкой самоэффективности [29]. В модели Beck, Emery (1985) в основе СТР рассматриваются когнитивные схемы (фундаментальные структуры — способы переработки информации). При СТР пациенты действуют в «модусе уязвимости», полагая, что подвергаются социальным угрозам, и это приводит к росту неуверенности в себе и концентрации на неудаче (механизму «самосбывающихся пророчеств») [14].

Интегративную модель предлагает рабочая группа Heimberg (Juster, Brown, Heimberg, Rapee, 1995; 1997; 2010). На основании результатов исследований, проведенных этой группой, удалось сделать вывод о том, что важным пусковым механизмом СТР выступает «сенсибилизация посредством воздействия окружающей среды» (научение) [16; 22; 28]. Пытаясь придерживаться перфектного поведения, человек неизбежно понимает, что оно невозможно (Stopa, Clark, 1993) [33]. Ожидание угрозы еще больше подкрепляет представление об опасности ситуаций взаимодействия («порочный круг»). Наиболее разработанной на данный момент представляется модель Clark, Wells (1995) [20], Clark и др. (2002) [19], в которой учтены не только когнитивные, но и метакогнитивные переменные, исследована роль когнитивной регуляции (переработки информации) при СТ/СТР. Особое место в модели занимает изучение феномена восприятия себя со стороны «третьего лица», воспринимаемого образа себя «в глазах окружающих» (самофокусировка внимания), вторичное восприятие тревоги и ее признаков как «опасных», «осторожного» поведения, роли искаженных когнитивных допущений.

Тревога в ситуациях может быть настолько сильна, представления о воспринимаемых другими симптомах тревоги (покраснение и др.) могут быть столь негативными (страх осмеяния, отвержения, критики), что человек стремится избежать участия в таких ситуациях. Стратегии избегания могут быть радикальными, так как в молодом возрасте отмечается инвертирование значимости биологических и социальных потребностей (суицидальное поведение). В культурно-деятельностной модели СТ и СТР учитывается роль затруднений в протекании регуляционных процессов в значимых ситуациях. Нарушение целевой регуляции деятельности в ситуациях оценивания — первичный фактор, вторично изменяющий мотивационно-личностную основу деятельности (синдромно-факторная патопсихологическая модель, Сагалакова и др., 2014) [5; 8].

В ходе исследования (Kessler и др., 1994; Kessler, Merikangas, 2004) [25; 26] возникновения мыслей о суициде и частоты попыток суицида при СТР (диагноз по критериям DSM-III-R) испытуемым были заданы вопросы: «Вы когда-нибудь серьезно задумывались о самоубийстве?»; «Вы когда-нибудь пытались покончить жизнь самоубийством?». При нечеткости критериев постановки диагноза СТР удалось проследить только тенденцию к значимой взаимосвязи параметров (Sareen, Houlahan, Cox и др., 2005; Sareen и др., 2005) [11; 13]. Диагностированное по критериям модифицированной DSM-IV СТР было значимо связано с вероятностью возникновения обеих переменных (суицидальные мысли и попытки), даже при контрольном сравнении с другими тревожными расстройствами (Cougle, Keough, Riccardi и др., 2008) [12]. В частности, почти 35% респондентов с СТР сообщили о суицидальных мыслях, более 14% признались в попытках суицида. Расхождение в результатах состоит в том, что Sareen, Houlahan и др. (2005) [11; 13] при анализе взаимосвязи учли «ковариату» («три диагноза и более») (Cougle и др., 2008) [12]. Исследование связи СТ и суицидального поведения было проведено и на базе центра психического здоровья и заболеваемости в Нидерландах (Bijl, van Zessen и Ravelli, 1998) [15]. Данные 7 076 взрослых в возрасте 18—65 лет вводили в компьютерную версию опросника CIDI (WHO WMH-CIDI) с целью выявления соответствия критериям диагностики DSM-III-R (Sareen, Cox и др., 2005) [11; 13]. Возникновение мыслей о суициде и попытках суицида в течение жизни оценено с помощью следующих вопросов: «Вы когда-нибудь чувствовали себя настолько плохо, что думали о том, чтобы совершить самоубийство?»; «Вы когда-нибудь пытались покончить жизнь самоубийством?». СТР оказалось значимо связано с возникновением мыслей о суициде, даже после корректировки демографических переменных и устранения из анализа других психиатрических диагнозов. Ровно 25% испытуемых, которых посещали мысли о суициде, соответствовали критериям СТР. У более 27% респондентов, подтвердивших факт попытки суицида, было диагностировано СТР, только 7% отрицали наличие таковой. Диагноз СТР увеличивал вероятность новых эпизодов суицидальных мыслей.

Nepon, Belik, Bolton и Sareen (2010) изучили сочетание попыток суицида и тревожных расстройств у 34 653 взрослых, участвовавших в национальном эпидемиологическом обследовании на втором его этапе по поводу алкогольной зависимости (2004—2005 гг.) [34]. Для оценки вероятности возникновения попытки суицида им был задан вопрос: «Вы когда-нибудь совершали попытку самоубийства в течение жизни?». СТ и СТР оказались в значительной степени связаны с вероятностью попытки самоубийства, даже с поправкой на социально-демографические факторы и наличие других диагнозов. Для респондентов характерна высокая вероятность суицидальных мыслей при СТ и СТР, а вероятность попыток самоубийства объясняется наличием у них коморбидных расстройств (Wenzel и Jager-Hyman, 2014) [36].

Необходимость профилактики суицидального поведения в подростковом возрасте, которому свойственны переживания социальной тревоги, застенчивость и неуверенность в себе, доходящие до субклинических и клинических форм, нарушающих адаптацию, связана с попытками обнаружить склонность к аутоагрессивным тенденциям на ранних стадиях зарождения такой направленности личности и поведения подростка. Для этого необходимо оперировать понятиями, квалифицирующими динамику формирования суицидальной направленности личности: от антивитальных переживаний и действий как способов снизить напряжение в системе регуляции эмоций (и их закрепления) к суицидальным приготовлениям и действиям как особой целевой и мотивированной деятельности либо как результату накопления неразряжаемого напряжения, когда антивитальные действия уже не дают эффекта «разгрузки» аккумулированного аффекта [5; 7; 8].

Проблема исследования психологии АП — антивитального поведения (переживаний и поступков) — диктуется высокой вероятностью риска перехода от АП к СП (суицидальному поведению) у подростков и риском выбора радикальных форм избегания ситуации. Дефиниции «антивитальное» и «суицидальное» поведение не идентичны, но взаимосвязаны. Необходимо исследовать закономерности формирования АП и СП в рамках системного культурно-деятельностного подхода в психологии [3; 8], объясняющего механизмы дисрегуляции психической деятельности подростка. Мы исследовали психологические механизмы формирования АП у современных подростков. До формирования СП у подростка обнаруживаются антивитальные переживания и он предпринимает действия. Антивитальные переживания связаны с потерей смысла жизни, беспомощностью и безнадежностью (А.Г. Амбрумова) [1; 7].

На этом этапе подросток переживает невозможность удовлетворения значимых социальных потребностей, что сопровождается выраженной социальной тревогой. Антивитальные поступки — следующий этап антивитального поведения (действия, направленные против биологических потребностей, но еще не имеющие самостоятельной смысловой основы (Б.В. Зейгарник и др.) [1; 3]). Это способы снизить напряжение в системе регуляции деятельности в социальных ситуациях. Идет постепенное накопление напряжения в системе регуляции аффекта, при этом не сформированы адаптивные средства его «разряжения» [7; 11; 17; 18; 30; 38]. Значимые ситуации в подростковом возрасте — ситуации общения в группе, установления личностных контактов, в которых реализуются социальные мотивы. Суицидальная деятельность сопряжена с постепенным перерождением антивитального действия (первоначальное средство снижения напряжения в динамической системе регуляции) в целевую, а затем и мотивационную плоскость деятельности (истинный суицид, мотив — лишение себя жизни), имеющую смысл и побудительную силу [7; 8]. Суицидальное поведение также может выступать импульсивным способом «разгрузки» аккумулированного аффекта, когда антивитальные действия уже не дают такого эффекта (возникновение патологического мотива) [1; 7].

Пример (2015). Юноша семнадцати лет, находящийся в неблагоприятной социальной ситуации (дисфункциональная неполная семья, конфликты в отношениях с девушкой, несформированные компенсаторные механизмы, отсутствие психологической поддержки, фрустрация мотива профессионального интереса), учащийся училища Алтайского края. До того как совершить попытку суицида, он замыкается в себе, переживает бесперспективность, фрустрацию социальных потребностей (аффилиация, признание), постепенно начинает производить самоповреждения (порезы на руке), через некоторое время в аффекте гнева и беспомощности (невозможности изменить ситуацию, опосредствовать аффект) разбивает руку о стену, ломая кисть руки (гнев, обращенный на себя). Только после этого совершает попытку суицида (юноша перерезал вены). Впоследствии он совершает повторную попытку суицида. Дисрегуляция психической деятельности в ситуации фрустрации значимых социальных мотивов личности при переживании тревоги в отношениях с ближайшим окружением (страх отвержения, угроза социальному статусу) [17; 18], отсутствие «орудий» для опосредствования аффекта приводят к аккумуляции напряжения и переходу от антивитальных мыслей (потеря смысла, беспомощность) к действиям (самоповреждения, аутоагрессия), а затем — к суицидальному поведению (попытка суицида), повтору попытки (его закреплению) [7; 12; 13; 34; 38].

Целью эмпирического исследования выступает анализ роли психологических особенностей нарушения произвольной регуляции деятельности при СТ в формировании антивитального и суицидального поведения несовершеннолетних Алтайского края.

Методы эмпирического исследования

Испытуемые — подростки Алтайского края (14—17 лет), учащиеся общеобразовательных школ и училищ, техникумов (N = 1163). Тестирование проводилось онлайн с помощью авторской программы в рамках реализации программы по формированию жизнестойкости среди несовершеннолетних в Алтайском крае [7]. Для диагностики параметров применен клинический метод, метод беседы, а также метод тестирования: 1) методика «Склонность к антивитальному и суицидальному поведению и сдерживающие факторы» [Там же]; 2) опросник СТ и социофобии (нарушение регуляции деятельности в ситуациях оценивания) [8]; 3) многофакторный опросник когнитивно-поведенческих и метакогнитивных паттернов реагирования при СТ (О.А. Сагалакова, Д.В. Труевцев) [6]; 4) опросник гелотофобии (Р.Т. Пройер, В. Рух) в адаптации Е.А. Стефаненко и др. [2]; 5) опросник СОРЕ («совладание», «коппинг-стратегии») (Carver, Scheier [17; 18; 19; 30] и др. в адаптации Е.И. Рассказовой и др.) [4]. Обработка данных осуществлена с помощью программы SPSS 22.0, STATISTICA 8.0. Использованы методы математико-статистической обработки данных: метод таблиц сопряженности, факторный анализ, корреляционный анализ (r Пирсона), однофакторный дисперсионный анализ.

Основные результаты

Факторизация матрицы (метод главных компонент, поворот Varimax Normalized) данных ряда методик позволила определить структуру актуальных переживаний, мотивов и паттернов поведения в подростковом возрасте. Ряд факторов в полученной факторной структуре значимо коррелирует со шкалой СТ (нарушением регуляции в ситуациях оценивания) (см. рис. 1).

 

Рисунок 1. Значимые корреляционные связи шкалы социальной тревоги с паттернами антивитальности/жизнестойкости
(r значимы при р < 0,001 и р < 0,01).

 

Наряду с затруднением социальных контактов у подростка, страдающего отсутствием адекватных психологических средств регуляции СТ, имеется склонность к пессимизму, беспомощности при социальной неудаче, фрустрации значимых социальных мотивов. Роль нарушений саморегуляции деятельности и поведения существенна в формировании дезадаптивного типа СТ [16; 17; 18; 19; 20; 21; 35]. Накопление нарушений в регулятивной системе психики приводит к формированию антивитальных переживаний (потере смысла жизни) и далее — к антивитальным действиям в ситуации стресса (готовности произвести самоповреждение). Антивитальные переживания выражены при СТ у подростков. Для них характерны неопосредованное реагирование в ситуациях неуспеха, дисрегуляция эмоций при отвержении. Беспомощность при неуспехе, страх негативного оценивания и осмеяния приводят к избеганию общения с другими, что закрепляет порочный круг тревоги, еще больше нарушая регуляцию эмоций в процессе деятельности. При СТ подросток легко смущается, ему трудно опосредовать эмоции. Переставая включаться в социальную активность, он чувствует себя заброшенным, жизнь представляется ему бесцветной, а будущее — неопределённым. После этапа антивитальных переживаний, свойственных подросткам с нарушением регуляции деятельности при СТ, может наступать этап антивитальных действий и далее — суицидального поведения.

 

 

Рисунки 2а и 2б. Антивитальные действия (а) и их обдумывание (б) в группе несовершеннолетних юношей и девушек.

 

В выборке подростков готовность к обдумыванию и реализации антивитальных действий при снижении регуляции психической деятельности при социальной тревоге (готовность причинить себе физическую боль и мысли о причинении себе вреда) проявляют 9,9% юношей и 17,3% девушек (обдумывание) и 9% юношей и 15,2% девушек (действия) (см. рис. 2а и 2б). Готовность к аутодеструктивным действиям, как и суицидальный риск, значимо связана с социальной тревогой как нарушением регуляции деятельности в ситуациях оценивания. Выборки девушек и юношей различаются по выраженности антивитальных действий (таблицы сопряженности; χ² = 14,2 — «готовность причинить себе физическую боль» и χ² = 19,6 — «мысли о причинении себе вреда» при р < 0,001).

 

Таблица 1

Дисперсионный анализ. Различия в компенсаторных стратегиях
в социальных ситуациях оценивания у девушек и юношей

 

Однако наряду с тем, что девушки отмечают более высокую выраженность как СТ, так и связанной с ней готовности к антивитальному поведению, их компенсаторные стратегии более продуктивны. Тревога в социальных ситуациях у юношей более связана с угрозой статусу, у девушек — с угрозой разрыва отношений. Для юношей характерна зависимость самооценки от внешнего оценивания при самореализации.

 

Рисунок 3. Компенсаторные стратегии девушек и юношей (значимые различия по результатам однофакторного дисперсионного анализа). Независимая переменная — пол, зависимая переменная — компенсаторные стратегии

 

Девушки более склонны к появлению антивитальных переживаний и тревоги, однако их компенсаторный стиль (поиск социальной поддержки) адаптивнее, чем у юношей (демонстрация превосходства, противопоставление). Зрелость компенсаторного стиля как средства регуляции психической деятельности снижает вероятность перехода от антивитальных переживаний к суицидальному поведению (рис. 3, табл. 1).

Выводы

Значительную роль в эскалации антивитальных переживаний и поступков играет взаимодействие параметров наличия антивитальных переживаний и социальной тревоги, нарушения регуляции СТ в значимых социальных ситуациях и несформированности компенсаторных механизмов личности. При формировании АП и СП для человека характерны изменения в регуляционной системе психики, нарушения в которой могут приводить к изменению мотивационной основы личности. Первичный мотив АП (снижение напряжения в динамической системе регуляции психической деятельности при СТ, «переключение» или «выключение» навязчивого цикла неопосредованных переживаний) постепенно перерождается: происходит сдвиг «мотива на цель и цели на средство» [3; 7; 8] — средство трансформируется в цель, а затем — в мотив. СТ первоначально отражает актуальные социальные мотивы подростка, но при нарушении регуляции деятельности их удовлетворение затруднено, формируется антивитальный вектор в системе целеполагания личности (отказ от самореализации, избегание). По мере накопления напряжения в регуляционной системе деятельности («аккумуляция» негативного аффекта) увеличивается вероятность потери управления эмоциями и поведением, а по мере циклического нарастания «неразрешимых противоречий» в системе регуляции («обратная связь») увеличивается вероятность перехода от антивитального поведения к суицидальному [1; 3; 7].

 

Литература

1.   Амбрумова А.Г., Тихоненко В.А. Диагностика суицидального поведения. – М., 1980. – 48 с.

2.   Диагностика страха выглядеть смешным: русскоязычная адаптация опросника гелотофобии / Е.А. Стефаненко, И.М. Иванова, С.Н. Ениколопов [и др.] // Психологический журнал. – 2011. – Т. 32, № 2. – С. 94–108.

3.   Зейгарник Б.В., Братусь Б.С. Очерки по психологии аномального развития личности. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. – 157 с.

4.   Рассказова Е.И., Гордеева Т.О., Осин Е.М. Коппинг-стратегии в структуре деятельности и саморегуляции: психометрические характеристики и возможности применения методики СОРЕ // Психология. Журнал Высшей школы экономики. – 2013. – Т. 10, № 1. – С. 82–118.

5.   Сагалакова О.А., Стоянова И.Я. Когнитивно-перцептивная избирательность и регуляция социальной тревоги в ситуациях оценивания // Известия Алтайского государственного университета. – 2015. – Т. 3, № 1(87). – С. 75–80.

6.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Многофакторный опросник когнитивно-поведенческих и метакогнитивных паттернов реагирования в ситуациях оценивания // Известия Алтайского государственного университета. – 2013. – № 2. – С. 59–63.

7.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Нарушение когнитивной регуляции аффекта в ситуации социального оценивания при антивитальной направленности поведения. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2014. – 158 с.

8.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Психология социального тревожного расстройства. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2014. – 248 с.

9.   A direct-interview family study of generalized social phobia / M.B. Stein, M.J. Chartier, A.L. Hazen [et al.] // American Journal of Psychiatry. – 1998. – Vol. 155. – P. 90–97.

10.   Altering the trajectory of anxiety in at-risk young children / R.M. Rapee, S. Kennedy, M. Ingram [et al.] // American Journal of Psychiatry. – 2010. – Vol. 167. – P. 1518–1525.

11.   Anxiety disorders and risk for suicidal ideation and suicide attempts: A populationbased longitudinal study of adults / J. Sareen, B.J. Cox, T.O. Afifi [et al.] // Archives of General Psychiatry. – 2005. – Vol. 62. – P. 1249–1257.

12.   Anxiety disorders and suicidality in the National Comorbidity Survey – Replication / J.R. Cougle, M.E. Keough, C.J. Riccardi [et al.] // Journal of Psychiatric Research. – 2008. – Vol. 43. – P. 825–829.

13.   Anxiety disorders associated with suicidal ideation and suicide attempts in the National Comorbidity Survey / J. Sareen, T. Houlahan, B.J. Cox [et al.] // Journal of Nervous and Mental Disease. – 2005. – Vol. 193. – P. 450–454.

14.   Beck A.T., Emery G., Greenberg R.L. Anxiety disorders and phobias: A cognitive perspective. – New York: Basic Books, 1985.

15.   Bijl R.V., van Zessen G., Ravelli A. Prevalence of psychiatric disorder in the general population: Results of the Netherlands Mental Health Survey and Incidence Study (NEMESIS) // Social Psychiatry and Psychiatric Epidemiology. – 1998. – Vol. 33. – P. 587–595.

16.   Brown E.J., Heimberg R.G., Juster H.R. Social phobia subtype and avoidant personality disorder: Effect on severity of social phobia, impairment, and outcome of cognitive behavioral treatment // Behavior Therapy. – 1995. – Vol. 26. – P. 467–486.

17.   Carver C.S., Scheier M.F. Analyzing shyness: A specific application of broader self-regulatory principles // Shyness: Perspectives on research and treatment / ed. by W.H. Jones, J.M. Cheek, S.R. Briggs. – New York: Plenum Press, 1986. – P. 173–185.

18.   Carver С.S., Scheier M.F. Principles of self-regulation Actions and emotions // Handbook on motivation and cognition Foundations of social behavior / ed. by E.T. Higgins, R.M. Sorrentino. – Guilford Press, 1990. – Vol. 2. – P. 3–52.

19.   Clark D.M., McManus F. Information processing in social phobia // Biological Psychiatry. – 2002. – Vol. 51(1). – P. 92–100.

20.   Clark D.M., Wells A. A cognitive model of social phobia // Social phobia: Diagnosis, assessment, and treatment / ed by R.G. Heimberg, M.R. Liebowitz, D.A. Hope. New York: Guilford Press. – 1995. – P. 69–93.

21.   Eisner L.R., Johnson S.L., Carver C.S. Positive affect regulation in anxiety disorders // Journal of Anxiety Disorders. – 2009. – Vol. 23. – P. 645–649.

22.   Heimberg R.G., Brozovich F.A., Rapee R.M. A cognitive-behavioral model of social anxiety disorder: Update and extension // Social anxiety: Clinical, developmental, and social perspectives / ed. by S.G. Hofmann, P.M. DiBartolo. – 2nd ed. – New York: Academic Press, 2010. – P. 395–422.

23.   Hudson J.L., Rapee R.M. The origins of social phobia // Behavior modification. – 2000. – Vol. 24. – P. 102–129.

24.   Hudson J.L., Rapee R.M. Familial and social environments in the etiology and maintenance of anxiety disorders // Oxford handbook of anxiety and anxiety disorders / ed. by M.M. Antony, M.B. Stein. – New York: Oxford University Press, 2009. – P. 173–189.

25.   Kessler R.C., Merikangas K.R. The National Comorbidity Survey Replication (NCS-R): Background and aims // International Journal of Methods in Psychiatric Research. – 2004. – Vol. 13. – P. 60–68.

26.   Lifetime and 12-month prevalence of psychiatric disorders in the United States: Results from the National Comorbidity Survey / R.C. Kessler, K.A. McGonagle, S. Zhao [et al.] // Archives of General Psychiatry. – 1994. – Vol. 51. – P. 8–19.

27.   Parental psychopathology and parenting styles and the risk of social phobia in offspring: A longitudinal epidemiological study / R. Lieb, H.-U. Wittchen, M. Hofler [et al.] // Archives of General Psychiatry. – 2000. – Vol. 57. – P. 859–866.

28.   Rapee R. M., Heimberg R.G. A cognitive-behavioral model of anxiety in social phobia // Behavioural Research and Therapy. – 1997. – Vol. 35. – P. 741–756.

29.   Schlenker B.R., Leary M.R. Social anxiety and self-presentation: A conceptualization and model // Psychological Bulletin. – 1982. – Vol. 92. – P. 641–669.

30.   Social anxiety and social perception: Construing others’ reactions to the self / C. Pozo, C.S. Carver, A.R. Wellens [et al.] // Personality and Social Psychology Bulletin. – 1991. – Vol. 17. – P. 355–362.

31.   Social phobia: The role of in-situation safety behaviors in maintaining anxiety and negative beliefs / A. Wells, D.M. Clark, P. Salkovskis [et al.] // Behavior Therapy. – 1995. – Vol. 26. – P. 153–161.

32.   Stein M.B., Asmundson G.J.G., Chartier, M. Autonomic responsivity in generalized social phobia // Journal of Affective Disorders. – 1994. – Vol. 31. – P. 211–221.

33.   Stopa L., Clark D.M. Cognitive processes in social phobia // Behaviour Research and Therapy. – 1993. – Vol. 31. – P. 255–267.

34.   The relationship between anxiety disorders and suicide attempts: Findings from the National Epidemiologic Survey on Alcohol and Related Conditions / J. Nepon, S.L. Belik, J. Bolton [et al.] // Depression and Anxiety. – 2010. – Vol. 27. – P. 791–798.

35.   Wells A., Clark D.M., Ahmad S. How do I look with my mind’s eye: Perspective taking in social phobic imagery // Behaviour Research and Therapy. – 1998. – Vol. 36. – P. 631–634.

36.   Wenzel A., Jager-Hyman S. Social Anxiety Disorder and Its Relation to Clinical Syndromes in Adulthood // Social Anxiety Clinical, Developmental, and Social Perspectives / ed. by S.G. Hofmann, P.M. DiBartolo. – Ch. 9. – 2014. – P. 227–251.

37.   Wittchen H.-U., Stein M.B., Kessler R.C. Social fears and social phobia in a community sample of adolescents and young adults: prevalence, risk factors, and co-morbidity // Psychological Medicine. – 1999. – Vol. 29. – P. 309–323.

38.   Zou J.B., Hudson J.L., Rapee R.M. The effect of attentional focus on social anxiety // Behaviour Research and Therapy. – 2007. – Vol. 45. – P. 2326–2333.

 

 

Ссылка для цитирования

УДК 159.922: 616.895.4:616.89-008.441.44

Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Социальная тревога: нарушение регуляции деятельности при антивитальном и суицидальном поведении // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2015. – N 5(34) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

 

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

 

 

  Р’ начало страницы Р’ начало страницы

 

Портал medpsy.ru

Предыдущие
выпуски журнала

2015 РіРѕРґ

2014 РіРѕРґ

2013 РіРѕРґ

2012 РіРѕРґ

2011 РіРѕРґ

2010 РіРѕРґ

2009 РіРѕРґ
Яндекс цитирования Get Adobe Flash player