 |
|
|
 |
 |
 |
 |
 |
Медико-психосоциальные характеристики женщин, употребляющих инъекционные наркотики, с опиоидной зависимостью и различным ВИЧ-статусомСтанько Э.П. (Гродно, Беларусь),
|
|
|
|
Аннотация
Цель исследования — изучение клинико-психологических и социальных особенностей женщин, употребляющих инъекционные наркотики (ЖУИН), с опиатной зависимостью с различным ВИЧ-статусом, проживающих на территории Республики Беларусь, на основе многомерной оценки дина-мики опиатной зависимости с целью разработки лечебных мероприятий по профилактике рецидивов и достижению длительной ремиссии.
Материалы и методы. Всего было обследовано 217 ЖУИН. Исследо-вательская когорта была рандомизирована на 2 группы: ВИЧ-позитивные женщины (ВПН; 104 человека, средний возраст — 30,8 лет; SD=4,86) и ВИЧ-негативные женщины (ВНН; 113 человек, средний возраст — 29,9 лет; SD=6,67). Уровень социального функционирования пациентов, качество жизни, тяга к наркотическим веществам изучались с помощью шкалы социального функционирования, SF-36 и шкалы тяги к наркотикам. Описаны особенности социального функционирования и качества жизни женщин с опиатной зависимостью и различным ВИЧ-статусом.
Результаты исследования показывают, что для большинства ЖУИН характерна частая смена места работы и прогулы (27/25,9% в группе ВПН и 30/26,5% в группе ВНН соответственно; P>0,05). Низким уровнем квалификации характеризовались 21/20,1% ВПН против 15/13,2% ВНН (Р<0,05), профессионального образования не имели 45/43,2% ВПН и 38/33,6% ВНН (Р>0,05). ВПН имеют более серьезные нарушения психосоциальных параметров по сравнению с ВНН. Семейный климат можно охарактеризовать как враждебно-агрессивный (84/80,7% в группе ВПН против 69/61,0% в группе ВНН; P<0,05). Для женщин обеих групп характерно родительское злоупотребление алкоголем (18/17,3% у ВПН против 16/14,1% в ВНН; P>0,05) и высокий уровень разводов родителей (24/23,1% у ВПН против 32/28,3% у ВНН; P>0,05). Было установлено, что лечение позволяет уменьшить проблемы, связанные с употреблением наркотиков и ВИЧ-инфекции. Тем не менее краткосрочный курс лечения может обеспечить только клиническое улучшение, но не стабилизацию психосоматического состояния ВИЧ-позитивных пациентов с опиатной зависимостью.
Вывод. Результаты исследования свидетельствуют о том, что для подавляющего большинства женщин — потребителей инъекционных наркотиков, проживающих в Беларуси, характерен высокий уровень нарушений социального функционирования, включая бытовые, социальные и профессиональные отношения. Им необходима разработка специфической тактики ведения, соответствующей их потребностям, в том числе долгосрочных комплексных программ лечения и реабилитации.
Ключевые слова: женщины; социальное функционирование; комплексные лечебно-реабилитационные программы; опиоидная зависимость; ВИЧ-статус.
Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.
Актуальность проблемы гендерных различий среди наркопотребителей
По данным, представленным во Всемирном докладе о наркотиках за 2016 год Управлением Организации Объединенных Наций по наркотикам и преступности, среди потребителей наркотиков существуют значительные гендерные различия. Так, мужчины в три раза чаще женщин употребляют каннабис, кокаин и амфетамины, женщины чаще мужчин приобщаются к немедицинскому потреблению транквили-заторов и опиоидов [2]. Женщины более склонны к употреблению в немедицинских целях рецептурных бензодиазепинов и наркотических анальгетиков [7; 8]. Употребление рецептурных лекарств женщинами с возрастом увеличивается и достигает пика к 30—40 годам. Женщины чаще с целью преодоления в своей жизни стрессовых ситуаций употребляют наркотики; им чаще, чем мужчинам, выписывают наркотические средства и успокоительные препараты [4; 9].
По данным H.A. Whiteford et al., одна треть потребляемых инъекционных наркотиков во всем мире приходится на долю женщин и девочек; количество женщин, употребляющих инъекционные наркотики (ЖУИН), составляет приблизительно 0,11% женского населения в мире [4].
Факторами риска антисоциального поведения и наркомании среди женщин являются сексуальное принуждение в детском возрасте и насилие со стороны интимного партнера. Насилие отрицательно сказывается на психическом, физическом и репродуктивном здоровье женщин. У 20% женщин, переживших насилие в прошлом, развивается психическое расстройство, чаще всего депрессия или посттравматическое стрессовое расстройство [1]. Потребление психоактивных веществ (ПАВ) у женщин чаще, чем у мужчин сопровождается развитием различных психических расстройств. Так, в ЕС коморбидная депрессия развивается гораздо чаще у женщин, чем у мужчин. Распространенность депрессии в этой группе женщин в два раза превышает аналогичный показатель для женщин в целом [3].
В целом, женщины начинают употреблять наркотики позже, чем мужчины. Однако в ходе злоупотребления наркотиками уровень потребления каннабиса, опиоидов и кокаина у женщин растет быстрее, чем у мужчин, раньше развиваются расстройства на почве приема ПАВ. По сравнению с мужчинами женщины, потребляющие героин, реже употребляют его с помощью инъекций, в меньших дозах и в течение более короткого времени, моложе по возрасту, чаще находятся под влиянием потребляющих наркотики сексуальных партнеров, которые нередко делают женщине первую инъекцию наркотиков [1].
Переход к инъекционному потреблению наркотиков (ИПН) среди женщин может произойти из-за личностных особенностей или внешних обстоятельств. Это может быть следствием наличия проблем в личной жизни, аффективных и тревожных расстройств, желания похудеть, борьбы с истощением, обезболивания, самостоятельного лечения психических расстройств, физического или сексуального насилия, пережитого в детстве, вовлечения в секс-индустрию и общения с потребителями инъекционных наркотиков (ПИН) [Там же].
ЖУИН нередко испытывают такие проблемы, как усталость, потеря веса, абстинентные боли, депрессии и попытки самоубийства, при этом многие из них страдают болезнями, передающимися половым путем, вирусным гепатитом. Для этих женщин доступ к медицинскому обслуживанию в основном затрудняется тем, что общество в большей мере осуждает женщин, злоупотребляющих наркотиками путем инъекций, нежели мужчин [Там же].
Существует тесная взаимосвязь между потреблением наркотиков и работой в сфере сексуальных услуг, поскольку наркозависимость может побуждать женщин заниматься подобной деятельностью для получения средств, необходимых для приобретения наркотиков. Кроме того, женщины могут начинать принимать наркотики, чтобы «справиться с особенностями и характером "работы"». В сфере сексуальных услуг у женщин, потребляющих наркотики, риск обнаружения заболеваний, передающихся половым путем, в 3,5 раза выше, чем у женщин, не употребляющих наркотики [5]. Уровень распространенности ВИЧ-инфекции среди женщин-заключенных и женщин, занятых в секс-индустрии, выше, чем в среднем по населению и чем среди заключенных-мужчин [6]. Показатель распространенности ВИЧ-инфекции среди женщин — ПИН варьируется от низких значений в ряде стран до более 50% в Эстонии и Филиппинах. Среди ВПН в Объединенной Республике Танзания 72% женщин, употребляющих героин, и 45% мужчин. Распространенность ВИЧ-инфекции среди ПИН в Сенегале в три раза выше среди женщин, чем среди мужчин [1]. Среди ЖУИН во многих странах мира отмечается высокий уровень распространенности ВИЧ-инфекции. Так, в Эстонии и Филиппинах распространенность ВИЧ среди ЖУИН превысила 50%. В Танзании среди ВИЧ-инфицированных потребителей героина 72% женщин и 45% мужчин. Распространенность ВИЧ-инфекции среди потребителей инъекционных наркотиков (ПИН) в Сенегале в три раза выше среди женщин, чем мужчин [2]. Таким образом, наркозависимость ведет к более рискованному сексуальному поведению, повышает риск заражения ВИЧ и другими инфекциями, передающимися половым путем [7].
Многие женщины, практикующие ИПН, сообщают о совместном использовании игл, объясняя это либо незнанием существующих рисков, либо отсутствием возможности купить шприцы/иглы в аптеках, либо страхом перед полицией, либо использованием общих игл в знак любви или доверия к партнеру. Отсутствие опыта ИПН может привести к повреждению вен и вызвать серьезные осложнения.
За период с 1999 по 2010 гг. смертность среди ЖУИН, в частности употребляющих опиоидные обезболивающие средства рецептурного отпуска, в США увеличилась в пять раз, среди мужчин — в 3,6 раза. От передозировки наркотиками в 2012 г. в США умерло более 15 000 женщин. С 2007—2008 гг. в Англии и Северной Ирландии смертность в результате передозировки среди женщин выросла на 17%, среди мужчин — на 8% [8].
Цель настоящего исследования — изучение медико-социальных характе-ристик ВИЧ-позитивных (ВПН) и ВИЧ-негативных (ВНН) женщин, употребляющих инъекционные наркотики (ЖУИН) опиоидной группы.
Материалы и методы исследования
Дизайн исследования определен как аналитическое сочетанное (кросс-секционное и лонгитудинальное) исследование с регулярным мониторингом (6-кратным) отслеживаемых параметров до и после лечения, на этапе катамнести-ческого наблюдения — спустя 1, 3, 6 и 12 месяцев от начала наблюдения.
Настоящее исследование проводилось на базе УО «Гродненский государст-венный медицинский университет» по заданию НИР «Разработать критерии клинико-социального функционирования, оценить качество жизни и дезадаптацию потребителей инъекционных наркотиков (ПИН), страдающих различными стадиями ВИЧ-инфекции» (№ госрегистрации 20101548), при научно-методическом обеспечении Национального научного центра наркологии — филиала ФГБУ «Национальный меди-цинский исследовательский центр психиатрии и наркологии имени В.П. Сербского» Минздрава России.
Клиническое исследование выполнялось в соответствии с правилами GCP, по протоколу с использованием индивидуальной регистрационной карты учета данных. Для проведения исследования была разработана индивидуальная регистрационная карта, включающая вопросы, содержащие медико-социальные аспекты функционирования ЖУИН. Обследовано 217 пациентов женского пола с зависимостью от опиоидов, проживающих в Республике Беларусь и проходивших стационарное лечение в учреждениях здравоохранения психиатрического профиля. Исследование проведено в соответствии с принципом добровольного информированного согласия.
Обследованные лица были рандомизированы на 2 группы: 1-я группа — 104 ВПН среднего возраста 30,8 (SD=4,86) лет и 2-я группа — 113 ВНН среднего возраста 29,9 (SD=6,67) лет. Средний возраст инфицирования ВИЧ в группе ВПН находился в пределах Ме 24,0 (21,0—27,0).
Результаты и обсуждение
Проведенное исследование показало характерное для большинства обследо-ванных ЖУИН отсутствие стабильного служебного положения. На временной либо сезонной работе находились 18/17,3% ВПН и 20/17,6% ВНН; частая смена мест работы, перерывы в работе отмечались у 27/25,9% ВПН и 30/26,5% ВНН; не работали, не учились, уклонялись от труда 63/60,5% ВПН и 53/46,9% ВНН; были заняты низкоквалифицированным трудом 24/23,1% ВПН и 19/16,8% ВНН. Систематические нарушения трудовой дисциплины у 16/15,3% ВПН и 9/7,9% ВНН проявлялись в виде частых увольнений, у 15/14,4% ВПН и 9/7,9% ВНН — административных взысканий, у 19/18,2% ВПН и 16/14,1% ВНН — конфликтных отношений либо негативного отношения к работе. Инвалидность имели 3/2,88% ВПН и 1/0,88% ВНН.
Профессии не имели 45/43,2% ВПН и 38/33,6% ВНН, были рабочими 55/52,8% ВПН и 52/46,0% ВНН, служащими — 6/5,7% ВПН и 22/19,4% ВНН (Р<0,05). Низкий образовательный уровень (неполное среднее образование) был характерен для 21/20,1% ВПН и 15/13,2% ВНН, среднее образование — 43/41,3% ВПН и 41/36,2% ВНН, среднее специальное образование — 36/34,6% ВПН и 43/38,0% ВНН.
ВПН имеют, как правило, более серьезные нарушения психосоциальных параметров по сравнению с ВНН. Собственной семьи не имели 49/47,1% ВПН и 48/42,4% ВНН. Состояли в первичном браке 31/29,8% ВПН и 37/32,7% ВНН, повторном — 13/12,5% ВПН и 14/12,3% ВНН, гражданском — 18/17,3% ВПН и 19/16,8% ВНН. В разводе находились 20/19,2% ВПН и 24/21,2% ВНН. Имели детей 72/69,2% ВПН и 73/64,6% ВНН. Проживали с собственной семьей 31/29,8% ВПН и 37/32,7% ВНН. Большую часть времени проводили среди малознакомых людей, приходили домой лишь для ночевки 21/20,1% ВПН и 9/7,6% ВНН (Р<0,05).
Семейный климат можно охарактеризовать как враждебно-агрессивный (84/80,7% в группе ВПН против 69/61,0% в группе ВНН; P<0,05). Для женщин обеих групп характерно родительское злоупотребление алкоголем (18/17,3% у ВПН против 16/14,1% в ВНН; P>0,05) и высокий уровень разводов родителей (24/23,1% у ВПН против 32/28,3% у ВНН; P>0,05). Обстановка в семье характеризовалась доминированием конфликтных отношений у 84/80,7% ВПН и 69/61,0% ВНН; злоупотреблением алкоголем родителей или одним из них — 18/17,3% ВПН и 16/14,1% ВНН; отсутствием достаточных средств к существованию, низким уровнем доходов в семье — 57/54,8% ВПН и 45/39,8% ВНН.
Возраст начала первых проб наркотика составил 18,1 (SD=3,4) у ВПН и 20,4 (SD=4,8) лет у ВНН. Опиаты и опиоиды были основным потребляемым наркотиком у 77/74,0% ВПН и 93/82,3% ВНН. Помимо опийных наркотиков, каннабиноиды употребляли 10/9,6% ВПН и 8/7,0% ВНН; психостимуляторы — 7/6,7% ВПН и 9/7,9% ВНН; транквилизаторы — 16/15,3% ВПН и 1/0,8% ВНН (Р<0,05); барбитураты — 4/3,8% ВПН и 2/1,7% ВНН. Основным способом приема наркотика у 84/80,7% ВПН и 103/91,1% ВНН был только инъекционный. На сочетание различных способов введения наркотиков указали 9/8,6% ВПН и 1/0,8% ВНН (Р<0,05). При этом не одноразовыми шприцами/иглами пользовались 46/44,2% ВПН и 11/9,7% ВНН (Р<0,01), игнорировали соблюдение стерильности наркотика или емкости, в которой он находился, 68/65,3% ВПН и 53/46,9% ВНН.
Ведущим мотивом злоупотребления наркотиками у 21/20,1% ВПН и 31/27,4% ВНН был поиск новых приятных ощущений и любопытство. Стремление облегчить контакт с людьми, добиться реализации сексуального влечения испытывали 10/9,6% ВПН и 9/7,9% ВНН, показать свою независимость — 22/21,1% ВПН и 35/30,9% ВНН, вызвать эйфорию, приятное чувство измененного настроения — 41/39,4% ВПН и 49/43,3% ВНН, желание нейтрализовать негативные эмоциональные переживания — 24/23,1% ВПН и 27/23,8% ВНН, выйти из апатического состояния, улучшить работоспособность — 26/25% ВПН и 33/29,2% ВНН, стремление избавиться от тягостных проявлений состояния отмены — 86/82,6% ВПН и 68/60,1% ВНН, принять наркотик «назло себе или другим», выразить «протест» — 5/4,8% ВПН и 5/4,4% ВНН.
Предпочитали употреблять наркотик в одиночку 17/16,3% ВПН и 11/9,7% ВНН, в криминализированной компании — 83/79,8% ВПН и 89/78,7% ВНН. При невозможности достать «основной» наркотик употребляли другие психоактивные вещества (ПАВ) 41/39,4% ВПН и 41/36,2% ВНН, в сочетании с алкоголем или лекарствами наркотики употребляли 44/42,3% ВПН и 39/34,5% ВНН, несколько ПАВ с наличием предпочитаемого наркотика — 3/2,8% ВПН и 11/9,7% ВНН (Р<0,05).
Длительность потребления наркотиков без формирования зависимости у 31/29,8% ВПН и 28/24,7% ВНН составила до 1 месяца, до 2 месяцев — у 11/10,5% ВПН и 16/14,1% ВНН, 3 месяцев — 1/0,9% ВПН и 5/4,4% ВНН, 6 месяцев — 41/39,4% ВПН и 40/35,3% ВНН, более 6 месяцев — 13/12,5% ВПН и 21/18,5% ВНН. Появление признаков состояния отмены от начала приема наркотиков до 1 месяца зафиксировано у 35/33,6% ВПН и 25/22,1% ВНН, до 2-3 месяцев — у 17/16,3% ВПН и 22/19,4% ВНН, до 6 месяцев — у 41/39,4% ВПН и 40/35,3% ВНН, более 6 месяцев — у 16/15,3% ВПН и 24/21,2% ВНН. Давность потребления наркотиков у 62/59,6% ВПН и 34/30,0% ВНН составила более 10 лет (Р<0,05), 5—10 лет — 30/28,8% ВПН и 38/33,6% ВНН, менее 5 лет — 7/6,7% ВПН и 22/19,4% ВНН (Р<0,01).
Основным мотивом обрыва потребления наркотиков у 32/30,7% ВПН и 26/23,0% ВНН было стремление уменьшить дозу наркотика, у 38/36,5% ВПН и 57/50,4% ВНН — стремление полностью отказаться от потребления наркотика, у 62/59,6% ВПН и 61/53,9% ВНН — финансовые затруднения, связанные с приобретением наркотика, 42/40,3% ВПН и 37/32,7% ВНН — вынужденное воздержание, у 49/47,1% ВПН и 37/32,7% ВНН — отсутствие постоянного источника получения наркотика, у 26/25,0% ВПН и 40/35,3% ВНН — морально-нравственный прессинг родственников.
Влечение к потреблению наркотиков у 33/31,7% ВПН и 60/53,1% ВНН было ситуационным, при попадании в привычную обстановку (Р<0,05); у 16/15,3% ВПН — ситуационным, обусловленным «двойной стигматизацией — ВИЧ-инфицированная наркозависимая»; у 42/40,3% ВПН и 55/48,6% ВНН — обсессивным, обостряющимся в конфликтных ситуациях; у 68/65,3% ВПН и 42/37,1% ВНН — компульсивным с направленным поиском наркотика или его заменителя, стремлением к контактам с ПИН для получения наркотика; у 16/15,3% ВПН и 16/14,1% ВНН — компульсивным с выраженным поведенческим компонентом с внутренней напряженностью, возбудимостью и повышенной раздражительностью.
Более 10 перенесенных состояний отмены отмечено у 37/35,5% ВПН и 23/20,3% ВНН (Р<0,05); от 5 до 10 — у 30/28,8% ВПН и 34/30,0% ВНН; до 5 — у 25/24,0% ВПН и 33/29,2% ВНН; однократно — у 8/7,6% ВПН и 10/8,8% ВНН. Длительность состояния отмены у 5/4,8% ВПН составила более 14 дней; 11—14 дней — у 15/14,4% ВПН и 1/0,8% ВНН (Р<0,01); 8—10 дней — у 36/34,6% ВПН и 27/23,8% ВНН; 6—7 дней — у 40/38,4% ВПН и 62/54,8% ВНН, 3—5 дней — у 3/2,8% ВПН и 6/5,3% ВНН. Выраженность состояния отмены у 3/2,8% ВПН и 10/8,8% ВНН была легкой (Р<0,05), у 79/75,9% ВПН и 77/68,1% ВНН — умеренной и у 18/17,3% ВПН и 13/11,5% ВНН — тяжелой. Основным содержанием состояния отмены у 82/78,8% ВПН и 76/67,2% ВНН были соматические и нейровегетативные расстройства, тремор, потливость, нарушения деятельности сердечно-сосудистой системы; у 7/6,7% ВПН и 22/19,4% ВНН — психопатологические расстройства (страх, тревога, депрессия, возбуждение) (Р<0,05); у 22/21,1% ВПН и 29/25,6% ВНН — болевой синдром, судорожные расстройства; у 22/21,1% ВПН и 17/15,0% ВНН — астенический синдром (нарушения сна, общая слабость, недомогание).
Преобладающей симптоматикой у 70/67,3% ВПН и 78/69,0% ВНН в постабстинентном состоянии была астеническая с общей слабостью, недомоганием, тошнотой, головокружением; у 28/26,9% ВПН и 20/17,6% ВНН доминировали поведенческие расстройства; у 21/20,1% ВПН и 15/13,2% ВНН — аспонтанность. Длительность постабстинентного состояния составила у 15/14,4% ВПН и 5/4,4% ВНН более 1 месяца (Р<0,05); у 67/64,4% ВПН и 62/54,8% ВНН — до 1 месяца; у 17/16,3% ВПН и 13/11,5% ВНН — 14 дней; у 4/3,8% ВПН и 20/17,6% ВНН — 3—7 дней (Р<0,01).
Основным типом опьянения при употреблении наркотика у 65/62,5% ВПН и 61/53,9% ВНН была «приятная расслабленность», ощущения покоя, «углубленное самосозерцание»; у 34/32,6% ВПН и 48/42,4% ВНН — стремление к деятельности, ощущение «полноты жизни»; у 50/48,0% ВПН и 54/47,7% ВНН — эйфория, эмоциональное возбуждение, приподнятость. Вместе с тем наблюдались измененные формы наркотического опьянения в виде преобладания сниженного настроения, тоски у 18/17,3% ВПН, дисфории и раздражительности — у 4/3,8% ВПН, агрессивности на фоне эмоционального возбуждения — 5/4,8% ВПН и 1/0,8% ВНН, демонстративных суицидальных тенденций — 2/1,9% ВПН, утраты чувства такта и стыда — у 5/4,8% ВПН и 1/0,8% ВНН (Р<0,05).
Полное воздержание от употребления наркотика отмечалось у 14/13,5% ВПН и 8/7,1% ВНН, частичное — у 58/55,8% ВПН и 45/39,8% ВНН, спонтанное — у 8/7,7% ВПН и 3/2,7% ВНН (Р<0,05); терапевтическая ремиссия — у 20/19,2% ВПН и 26/23,0% ВНН. Ранний рецидив (в течение 1 месяца после лечения) отмечен у 40/38,5% ВПН и 35/31,0% ВНН; до 3 месяцев — у 18/17,3% ВПН и 13/11,5% ВНН; от 3 до 6 месяцев — у 7/6,7% ВПН и 21/18,6% ВНН (Р<0,05); от 6 до 12 месяцев — у 24/23,1% ВПН и 17/15,0% ВНН, более 12 месяцев — у 12/11,5% ВПН и 17/15,0% ВНН.
Критические способности пациентов, их отношение к потреблению наркотиков характеризовались тем, что 23/22,1% ВПН и 18/15,9% ВНН отрицали очевидные факты приема наркотиков; 23/22,1% ВПН и 30/26,5% ВНН стремились скрыть или приуменьшить степень наркотизации; 15/14,4% ВПН и 6/5,3% ВНН бравировали, стремились подчеркнуть потребление наркотиков (Р<0,05); 10/9,6% ВПН и 4/3,5% ВНН (Р<0,05) не считали себя больными и не понимали опасности заболевания. Сниженная способность к критической оценке состояния, частичная критика, сохранность влечения к наркотику, эмоционально-волевые расстройства, искажение основных личностных качеств были характерны для 74/71,1% ВПН и 84/74,3% ВНН; стремление к отказу от наркотизации при сохранности критико-прогностических способностей — для 7/6,7% ВПН и 22/19,4% ВНН (Р<0,05); понимание последствий наркотизации, критическая оценка своего состояния со стремлением продолжить прием наркотиков, давая при этом «философское» обоснование — 8/7,6% ВПН; стремление к приему наркотика при полном осознании болезни, уверенность в способности самостоятельно справиться с заболеванием — 7/6,7% ВПН; не скрывали прием наркотика, не лечились, не выполняли назначений врача 3/2,8% ВПН.
Опыт прохождения реабилитационных программ у 82/78,8% ВПН и 90/79,6% ВНН отсутствовал. В государственном реабилитационном центре на базе учреждения здравоохранения реабилитацию прошли 4/3,8% ВПН и 14/12,3% ВНН (Р<0,05); в центре, созданном неправительственными общественными организациями, — 4/3,8% ВПН и 1/0,8% ВНН; в центре, созданном христианскими миссиями, — 4/3,8% ВПН и 5/4,4% ВНН; в коммерческом реабилитационном центре — 10/9,6% ВПН и 1/0,8% ВНН (Р<0,01).
Изменения образа жизни ВПН (по данным проведенного среди них соцопроса) были разнообразными, среди которых 34/32,7% ВПН указали на незаконченное образование; 41/39,4% — изменение привычного образа жизни, социальной активности; 83/79,8% ВПН — общение с лицами с асоциальным поведением; 59/56,7% ВПН — отсутствие свободы выбора, смену образа жизни, потерю своего места в обществе; 44/42,3% ВПН — вынужденную социальную изоляцию, отсутствие привычного круга общения, дружеских отношений; 56/53,8% ВПН — проблемы в семейных отношениях, неспособность создать семью, иметь детей; 64/61,5% ВПН — повышенный риск утраты работы, занятости, частую смену мест работы; 80/76,9% ВПН — жилищные и финансовые проблемы, долги; 26/25% ВПН — отсутствие жилья или регистрации по месту жительства, полулегальное существование; 35/33,7% ВПН — «негигиенический образ жизни», неполноценное питание; 21/20,2% ВПН — утрату документов, затруднение доступа к получению адекватной медицинской помощи; 25/24% ВПН — активное продолжение «из-за безысходности», потребления наркотиков и других ПАВ; 20/19,2% ВПН — необходимость приема антиретровирусных препаратов в определенные часы, не допуская пропусков; 7/6,7% ВПН — необходимость пищевых ограничений на фоне антиретровирусной терапии; 43/41,3% ВПН — снижение физической активности; 19/18,3% ВПН — психофизическую усталость от вынужденного приема антиретровирусных препаратов; 17/16,3% ВПН — появление побочных эффектов при проведении высокоактивной антиретровирусной терапии; 3/2,9% ВПН — ощущение «специфического лекарственного запаха» от своего тела, отвращение к нему; 6/5,8% ВПН — малоэффективность проводимой противовирусной терапии; 4/3,8% ВПН — появление видимых дефектов внешности; 2/1,9% ВПН — осознание приближения терминальной стадии, борьба с болью, астенией.
Сохранность способности выполнять свои повседневные домашние, социальные и профессиональные функции установлена у 37/35,6% ВПН. Испытывали затруднения при выполнении домашних, социальных и профессиональных обязанностей 58/55,8% ВПН; не могли выполнять домашние, социальные и профессиональные функции 10/9,6% ВПН.
Выводы
Результаты проведенного исследования показывают, что большинство женщин, употребляющих инъекционные наркотики опиоидной группы, характеризуются высоким уровнем нарушений социального функционирования, включая домашние, социальные и профессиональные обязанности, при этом у ЖУИН с положительным ВИЧ-статусом данные проблемы выражены в большей степени. Данный контингент пациенток нуждается в разработке специальной тактики ведения, учитывающей их медико-социальные особенности и нужды, включая разработку долговременных комплексных лечебно-реабилитационных программ.
Литература
1. Международный комитет по контролю над наркотиками. Доклад за 2016 год. – Нью-Йорк: Организация Объединенных Наций, 2017 [Электронный ресурс]. – URL: Reports/AR2016/Russian/AR2016_R_ebook.pdf (дата обращения: 11.07.2017).
2. Управление Организации Объединенных Наций по наркотикам и преступности. Всемирный доклад о наркотиках, 2016 год [Электронный ресурс]. – URL: https://www.unodc.org/doc/wdr2016/V1604259_Russian.pdf (дата обращения: 11.07.2017).
3. EMCDDA. Comorbidity of Substance Use and Mental Disorders in Europe. – Luxembourg, Publications Office of the European Union, 2015.
4. Global burden of disease attributable to mental and substance use disorders: findings from the Global Burden of Disease Study 2010 / H.A. Whiteford, L. Degenhardt, J. Rehm [et al.] // The Lancet. – 2013. – Vol. 382, № 9904. – P. 1575–1586.
5. Occupational and demographic factors associated with drug use among female sex workers at the China Myanmar border / K. Hail-Jares, S. Choi, L. Duo [et al.] // Drug and Alcohol Dependence. – 2016. – Vol. 161. – P. 42–49.
6. People who inject drugs in prison: HIV prevalence, transmission and prevention / K. Dolan, B. Moazen, A. Noori [et al.] // International Journal of Drug Policy. – 2015. – Vol. 26, Suppl. 1. – P. S12–S15.
7. Simoni-Wastila L., Ritter G., Strickler G. Gender and other factors associated with the nonmedical use of abusable prescription drugs // Substance Use and Misuse. – 2004. – Vol. 39, № 1. – P. 1–23.
8. The 2007 ESPAD Report: Substance Use Among Students in 35 European Countries / B. Hibell, U. Guttormsson, S. Ahlström [et al.] – Stockholm, Swedish Council for Information on Alcohol and Other Drugs, 2009.
9. UNODC. The Non-Medical Use of Prescription Drugs. Policy Direction Issues. – Vienna, 2011.
10. Worldwide prevalence and trends in unintentional drug overdose: a systematic review of the literature / S.S. Martins, L. Sampson, M. Cerdá [et al.] // American Journal of Public Health. – 2015. – Vol. 105, № 11. – Р. e29–e49.
Ссылка для цитирования
УДК 616.89-008.441.33:615.032.14:[616.98:578.828.6HIV]-036.1
Станько Э.П., Игумнов С.А. Медико-психосоциальные характеристики женщин, употребляющих инъекционные наркотики, с опиоидной зависимостью и различным ВИЧ-статусом // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2019. – T. 11, № 4(57) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.
|
|
|
|
Предыдущие |
|
|