Личностная и семейная дисфункциональность родственников пациентов с героиновой наркоманией

Бочаров В.В., Шишкова А.М., Карловская И.Ф. (Санкт-Петербург)

Данная статья посвящена описанию и обсуждению первого этапа исследования, направленного на изучение влияния хронического стресса на психосоциальное функционирование человека (на модели семьи больного героиновой наркоманией, где болезнь члена семьи выступает в качестве постоянно действующего и крайне травматичного стресс-фактора).

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках проекта проведения научных исследований ("Психологические детерминанты психической дисфункциональности членов семьи пациентов с героиновой наркоманией"), проект №12-36-01011.

	Бочаров Виктор Викторович –  кандидат психологических наук, доцент, руководитель лаборатории клинической психологии и психодиагностики НИПНИ имени В.М. Бехтерева. E-mail: WBoch@hotbox.ru
	Шишкова Александра Михайловна –  кандидат психологических наук, старший научный сотрудник лаборатории клинической психологии и психодиагностики НИПНИ имени В.М. Бехтерева. E-mail: shishaspb@mail.ru
	Карловская Ирина Федоровна –  клинический психолог СПб ГУЗ МНД № 1. E-mail: irinaskaya@mail.ru

Аннотация. Данная статья посвящена описанию и обсуждению первого этапа исследования, направленного на изучение особенностей личностного и семейного функционирования родственников (отцов, матерей, сиблингов и жен пациентов с героиновой наркоманией). Проведенное исследование позволило выявить значительную выраженность «деструктивно-дефицитарных» форм проявления личностной активности у всех обследованных родственников. Полученные данные свидетельствуют о том, что различная степень выраженности личностной дисфункциональности родственников наркозависимых оказывается тесно связанной с ролевой структурой семьи. При этом, наибольшую личностную дисфункциональность обнаружили матери и жены пациентов с героиновой наркоманией. В процессе исследования также удалось выделить ряд типичных семейных позиций характерных для родственников наркозависимых.

Ключевые слова: наркомания, личностные особенности, семейные взаимоотношения, родственники пациентов с героиновой наркоманией, личностная дисфункциональность, хронический стресс.

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

В современных условиях жизни запредельно высокий темп деятельности и информационные перегрузки часто становятся повседневными (хроническими), приводя человека в состояние чрезмерного психофизического напряжения, то есть хронического стресса. Доказано, что воздействие хронического стресса крайне негативно, оно приводит к «изнашиванию» адаптационных механизмов организма, функциональной недостаточности нервной и эндокринной систем, а также другим системным нарушениям, провоцируя развитие смертельно опасных болезней, значительно снижая продолжительность и качество жизни (Филаретова Л.П., 2009; Tennen H., Swis J. 1991). Изучение механизмов психического реагирования и адаптации в ситуации длительного и постоянного воздействия психотравмирующих факторов, а также выявление специфики влияния различных стрессоров на психическое состояние человека, в этой связи приобретает большое фундаментальное и прикладное значение.

Несмотря на многочисленные работы по изучению стресса (Китаев-Смык Л.А., 1983, Русалова М.Н.,1984; Абабков В.А., Перре М., 2004; J.C. Coyne, 1980; Folkmen S., 1988; Cohen S., 1992 и др.) до сих пор не существует единого определения этого понятия (Петровский А.В. Ярошевский М.Г., 1998). Одни авторы изучают стресс на уровне особенностей реагирования организма (Селье Г., 1960; Петунова А.Н., Алексеева Э.А., Иванова И.К., 2009), другие сосредотачивают внимание на уровне личностного реагирования (Мясищев В.Н., 1995; Lazarus R.S., 1967). Рассматривая воздействие стресса на человека, авторы чаще описывают его в контексте острого краткосрочного воздействия стрессора (Павленко И.И., 2012; Charles A. Morgan et al., 2001), исследования посвященные изучению воздействия хронического стресса редки и, как правило, описывают хронический стресс, связанный с различными нагрузками, которые люди несут в процессе профессиональной деятельности (Занковский А.Н., 1991; Юшкова О.И., 1997; Hockey G.R., 1986). Так, существует многочисленная литература, посвященная синдромам эмоционального выгорания, возникающим при разных видах профессиональной деятельности (Куликов Л.В., Михайлова О.А., 2001; Белов В.Г., 2010). Другие источники хронического стресса гораздо реже оказываются в фокусе внимания ученых. Описания значительного влияние хронического стресса, связанного с длительной болезнью, а также необходимостью ухода за больным встречаются в зарубежной литературе (Sidell N.L., 1997; Meyerstein I., 2005; Larsen P.D., 2009), в отечественной они лишь единичны (Заборина Л.Г., 2008).

Следует отметить, что в настоящее время мало изученным остается вопрос о стрессогенном воздействии деструктивных межличностных отношений на психику человека. Традиционно исследователи рассматривают роль различных физических стрессоров, например, вибрации (Давыдова Н.С., 2003). В то же время важно подчеркнуть, что сущностной атрибутивной характеристикой собственно человеческой среды является ее интерперсональность. Иными словами, человеческая личность живет не столько в физическом пространстве, сколько в пространстве межличностных отношений, по существу, являясь его частью. Таким образом, деструктивные межличностные отношения могут выступать в качестве собственно человеческих, чрезвычайных по силе воздействия стресс-факторов и являться хроническими, в силу особой субъективной значимости определенного межличностного взаимодействия, например, семейного. Именно в этой связи межличностные отношения, складывающихся в семьях наркозависимых, могут оказывать сильное стрессогенное воздействие.

Проведенное нами клинико-психологическое исследование показывает, что в силу высокой значимости семейных отношений родственники больного наркоманией, как правило, продолжают взаимодействовать с ним несмотря на выраженное психотравмирующее воздействие этих отношений. Психотравмирующее влияние таких взаимоотношений, во многом, связано с высокой интенсивностью негативных переживаний, обусловленных поведением и состоянием больного и, кроме того, оно, как правило, значительно усиливается под влиянием общественной стигматизации (Шишкова А.М., 2007).

Таким образом, для членов семьи наркозависимого межличностные (внутрисемейные и социальные) отношения выступают в качестве фактора, детерминирующего возникновение и поддержание у них хронического стрессового состояния.

Существующие в настоящее время исследования семейных отношений наркозависимого преимущественно посвящены изучению влияния семьи на возникновение и развитие наркотической зависимости у одного из ее членов. (Назаров Н.А., 2000; Sher K.L., 1991) Чаще всего выделяют различные формы нарушения семейного функционирования и патологизирующих типов воспитания, которые могут выступать в качестве факторов риска возникновения и поддержания наркомании (Шабанов П.Д., 2001). Существуют отдельные исследования, посвященные изучению динамики семейных отношений в зависимости от продолжительности наркотизации (Булатников А.Н., 1998; Менделевич В.Д., 2002). Эти работы показали, что наркомания одного из членов семьи является психической травмой для его родственников, которая может приводить к возникновению у них психических и соматических заболеваний. При этом не исследованной остается распространенность такой заболеваемости, не изучен вопрос о том, кто из родственников наиболее нуждается в психологической помощи, не определены формы оказания такой помощи. Широко используемый для описания психического состояния, развивающегося у членов семьи больного зависимостью от психоактивных веществ (наркомания, алкоголизм, токсикомания и др.) термин «созависимость» (Шайдукова Л.К., Овсянникова М.В., 2004; Рыбакова Т.Г., 2006; Beattie M., 2001) не имеет однозначного определения. На данном этапе исследования проблемы «созависимости» не представляется возможным выделить единую форму или типологизировать проявления и этиологию данного расстройства.

В зарубежной литературе проблема психического состояния родственников больных, подвергающихся постоянному стрессогенному воздействию, определяется понятием «бремени семьи». Постулируется, что такое «бремя» существенно ухудшает качество жизни родственников и связано как с объективными (материальные и временные траты, ухудшение отношений с окружающими, связанное с влиянием стигматизации), так и субъективными (эмоциональные нарушения) компонентами.

Впервые термин «бремя семьи» (burden on the family) упоминает американская социолог M. Treudley (Treudley M., 1945). Автор определяет «бремя семьи» как комплекс негативных последствий, связанных с заботой о психически больном члене семьи. Последующие исследования, посвященные изучению состояния родственников, занимающихся опекой больных с различными формами психических расстройств, привели к тому, что болезнь одного из членов семьи стали рассматривать в медицинской литературе (DSM-III-R) как чрезвычайный по силе психотравмирующий фактор (American Psychiatric Association, 1987). В настоящее время за рубежом наиболее распространенными являются исследования, посвященные изучению «бремени семьи» больных шизофренией, неврологическими и соматическими расстройствами (Gibbons J.S. et al., 1984; Schene A.H., 1990; Longo С.J. et al., 2006), исследования «бремени семьи» наркозависимого лишь единичны (Kirby K.C. et al., 2005). В отечественной литературе описания, посвященные изучению «бремени семьи», практически отсутствуют (Корень Е.В., Куприянова Т.А., Сухотина Н.К., 2012).

Исследования, посвященные «бремени семьи», в некотором смысле сходны с традиционной формой постановки вопроса о влиянии стрессогенных факторов на жизнедеятельность человека. Так, изучение стрессогенного влияние монотонии и других вредностей (например, вибрации), связанных с особенностями той или иной работы, сходны с изучением стрессогенного воздействия болезни близкого человека на членов его семьи, которые в силу необходимости опекать его вынуждены постоянно справляться с определенными трудностями (финансовыми, эмоциональными и др.), нарушающими их обычную жизнедеятельность. Такой подход позволяет сформировать представление о своеобразном «выгорании» родственников, постоянно подвергающихся эмоционально-стрессовым перегрузкам.

Таким образом, на данном этапе изучения хронического стресса авторы исследуют стресс индивидуального человека, однако, в случае болезни одного из членов семьи, воздействию стресса подвергается семейная система в целом. В этой связи как семейная структура, так и динамика оказывают опосредующее влияние, усиливая или ослабляя его воздействие на членов семьи, в зависимости от того, какую роль они играют в семейных взаимоотношениях. То есть одни члены семьи оказываются под относительно большим давлением стресс-факторов, в то время как другие могут избегать их воздействия. Такое перераспределение со временем трансформирует всю семейную систему, часто приводя к ее полному или частичному распаду, в результате которого наиболее вовлеченные в болезнь члены семьи оказываются полностью изолированными и лишенными какой-либо поддержки.

В этой связи, изучение воздействия хронического стресса на семейную динамику является необходимым для разработки эффективной системы помощи больным и их близким. Исследование непосредственного воздействия хронического стресса на семейную динамику представляется затруднительным в силу целостности (множественно взаимной обусловленности) и высокой степени интимности семейных отношений. Поэтому первым этапом изучения влияния хронического стресса на семейную систему, имеющим научно-практическое значение, может стать выявление наиболее страдающих от стрессовой нагрузки, то есть в максимальной степени затронутых болезнью близкого членов семьи.

Целью настоящего этапа исследования является изучение особенностей личностного и семейного функционирования родственников пациентов с героиновой наркоманией для определения наиболее нуждающегося в психологической помощи члена семьи вследствие хронической стрессовой травматизации.

Задачи исследования:

1.   Изучение особенностей личностного функционирования родственников больного героиновой наркоманией.

2.   Анализ характера семейных отношений родственников больного героиновой наркоманией.

3.   Выявление членов семьи, несущих наибольшую стрессовую нагрузку.

Исследование проводилось при помощи клинико- и экспериментально-психологических методов. В качестве тестовых методик применялись:

•   «Я-структурный тест Г. Аммона» («Ich Structur Test Ammon», ISTA) в адаптации Ю.Я. Тупицына, В.В. Бочарова и др. (Я-структурный тест Г. Аммона., 1998);

•   «Шкала семейного окружения — ШСО» (Family environmental scale), адаптированная С.Ю. Куприяновым (Куприянов С.Ю., 1985).

Также в исследовании использовалась специально разработанная клиническая карта, позволяющая оценить социально-психологические и клинические характеристики, определяющие основные условия существования членов семьи наркозависимого.

Родственники, принявшие участие в исследовании (91 человек), были разделены на 4 группы.

Первую группу составили 18 отцов пациентов с героиновой наркоманией. Важно отметить, что участвовать в исследовании было предложено 26 отцам. Отказ от исследования аргуметировался такими фразами, как: «вопросы не по адресу», «у меня лично все в порядке». Средний возраст отцов составил 58±2,2 года. Среди обследованных отцов 56% имели высшее и 44% — среднее специальное образование. На момент обследования 92% отцов состояли в браке, постоянную работу имели 84%, совместно с наркозависимым проживали 56% отцов.

Вторую группу составили 32 матери пациентов с героиновой наркоманией (средний возраст составил 54±3,2 года). Среди обследованных матерей 68% имели высшее и 32% — среднее специальное образование. На момент обследования 57% принявших участие в исследовании матерей состояли в браке, постоянную работу имели 82%, совместно с наркозависимым проживали 84% матерей пациентов с героиновой зависимостью.

Третью группу составили 11 сиблингов (5 братьев и 6 сестер) наркозависимых. Средний возраст обследованных сиблингов составил 32±2,8 года. Среди обследованных сиблингов 26% имели высшее, 4% — незаконченное высшее и 70% — среднее специальное образование. В браке состояло 46% обследованных сиблингов, на момент обследования 20% из них проживали совместно с наркозависимым.

В четвертую группу вошли 30 жен пациентов с героиновой наркоманией (средний возраст — 33±2,2 года). Все испытуемые имели высшее образование и постоянную работу. На момент обследования 64% обследованных жен проживали совместно с наркозависимым.

В дальнейшем планируется продолжить исследование родственников наркозависимых. Так на данном этапе исследования практически не удалось привлечь к участию мужей (обследовано 2 человека), жены которых страдают наркотической зависимостью, поскольку мужья объективно оказываются значительно менее вовлеченными в процесс реабилитации своих супругов.

Математическая обработка полученных данных проводилась с использованием компьютерной программы статистической обработки данных SPSS. Сравнительный анализ результатов тестовых методов в группах отцов, матерей, сиблингов и жен пациентов с героиновой наркоманией был проведен при помощи критерия Краскала-Уоллиса для независимых выборок, а также критерия U Манна-Уитни.

Для исследования личностных особенностей родственников наркозависимых применялись клиническая беседа, клиническое наблюдение, а также «Я-структурный тест Г. Аммона».

В таблице 1 представлены результаты, полученные по «Я-структурному тесту», которые позволяют проанализировать, у кого из обследованных родственников пациентов с героиновой наркоманией центральные Я-функции личности оказываются наиболее деформированными.

Таблица 1

Соотношение средних значений показателей по «Я-структурному тесту» в ответах
отцов, матерей, сиблингов и жен пациентов с героиновой зависимостью

Условные обозначения для p:
0,05 соответствует *;   0,01 соответствует **;   0,001 соответствует ***

Как видно из таблицы, статистически достоверные различия шкальных значений по методике «Я-структурный тест Г. Аммона» в исследуемых группах были обнаружены по шкалам: «Дефицитарная агрессия», «Деструктивная тревога», «Дефицитарная тревога», «Дефицитарное внешнее я-отграничение», «Деструктивное внутреннее я-отрганичение», «Конструктивный нарциссизм», «Деструктивный нарциссизм», «Конструктивная сексуальность», «Деструктивная сексуальность» и «Дефицитарная сексуальность».

Для адекватного понимания интерпретации полученных результатов следует учитывать, что конструкция теста отражает теоретические представления о структуре и особенностях развития центральных Я-функций, которые согласно взглядам Г. Аммона обычно находятся в сфере неосознаваемого, то есть представляют собой субъективно неконтролируемые формы деятельности. Ограниченный объем статьи не позволяет дать развернутую содержательную интерпретацию показателей данной методики (см. Я-структурный тест Г. Аммона, 1998).

При сравнении групп отцов и матерей наркозависимых статистически значимые различия выявлены по шкалам: «Дефицитарной агрессии», «Деструктивной тревога», «Дефицитарного внешнее я-отграничение», «конструктивного» и «деструктивного» нарциссизма, а также «конструктивной», «деструктивной» и «дефицитарной» сексуальности. При этом, у матерей наркозависимых выявляются более высокие показатели по всем перечисленным шкалам, за исключением шкал «конструктивной» и «деструктивной» сексуальности.

Более высокий показатель по шкале «Дефицитарной агрессии» у матерей по сравнению с отцами пациентов с героиновой наркоманией свидетельствуют о том, что для них в большей степени характерно отчуждение собственных планов и потребностей, сужение круга интересов. В беседе матери чаще, чем отцы наркозависимых, жаловались на свою неспособность отказать, сказать «нет» (в том числе и собственному наркозависимому ребенку), которая зачастую препятствует реализации их собственных планов, заставляет жертвовать своими интересами.

Важно подчеркнуть, что несмотря на меньшую выраженность тенденций объективированных показателем «Дефицитарной агрессии», у отцов отмечается значительное снижение показателя «Конструктивной агрессии». При этом, наиболее выраженной из Я-функций агрессии у отцов является ее «деструктивная» форма, что подтверждает выявленную у них в ходе клинико-психологического обследования неспособность поддерживать длительные отношения, склонность к разрушению контактов, эмоциональному и мыслительному обесцениванию других людей и межличностных отношений.

Значительно более высокий показатель по шкале «Деструктивной тревоги», выявляемый у матерей наркозависимых, отражает то, что у них, по сравнению с отцами, чаще возникает выраженная тревога, они более склонны к беспокойству и волнениям даже по самым незначительным поводам, чаще ощущают недостаточность контроля над ситуацией. Так, практически все обследованные матери наркозависимых описывали состояние переживаемой ими тревоги как «невыносимое», «загоняющее в угол», мешающее сосредоточиться на какой-либо деятельности дома и на работе. Такое состояние субъективного связывалось ими с болезнью ребенка и сопровождалось мыслями о неразрешимости сложившейся ситуации, о собственном бессилии, обвинениями себя и окружающих.

Вероятно, возникновение более выраженного состояния тревоги у матерей по сравнению с отцами наркозависимых связано с тем, что у матерей также отмечается более выраженное нарушение личностной функции «внешнего я-отграничения». Такое нарушение проявляется в том, что матери ощущают свою связанность с употребляющим наркотики «словно через пуповину». Показатель по шкале «Дефицитарного внешнего Я-отграничения», выявленный у матерей наркозависимых, подтверждает, что они склонны к симбиотическому слиянию, а не к равноправным зрелым партнерским отношениям. Для них также является типичным ощущение слабости, открытости, беспомощности и незащищенности. Отцы наркозависимых, по сравнению с матерями, лучше сохраняют внешние границы собственной личности.

Более низкие показатели по шкалам «конструктивного» и «деструктивного» нарциссизма у отцов по сравнению с матерями наркозависимых отражают обнаруживаемое у них в ходе клинико-психологического обследования ощущение собственной несостоятельности, прежде всего, в отцовской роли, а также чувство вины в связи с возникновением болезни ребенка. Так, отцы часто говорили о том, что: «были слишком заняты работой», «мало времени уделяли воспитанию», некоторые из них в качестве причины начала наркотизации у ребенка называют собственную супружескую неверность. Так же в ходе клинико-психологического обследования у некоторых отцов выявлялись коммуникативные особенности, ярко проявляющиеся в присутствии супруги, когда она фактически брала на себя роль «транслятора» мыслей и переживаний мужа. Речь идет не о коммуникативных нарушениях у отцов наркозависимых, а о том, что характер их общения зачастую предопределен ролевой структурой семьи, где супруга занимает доминирующую позицию. Следует отметить, что среднегрупповой показатель по шкале «Конструктивного нарциссизма» у отцов наркозависимых значительно ниже нормативного диапазона, в то время как у матерей он укладывается в нормативные границы. То есть несмотря на преобладание «деструктивных» и «дефицитарных» показателей над «конструктивными» по данной шкале в обеих группах, у матерей наркозависимых самооценка, как самоценность и себялюбие, оказывается более высокой. В то же время у матерей наркозависимых отмечается более выраженное субъективное переживание недооцененности и непонятости окружающими по сравнению с отцами наркозависимых, что подтверждается более высокими значениями по шкале «Деструктивного нарциссизма».

Показатели, полученные по шкалам «конструктивной», «деструктивной» и «дефицитарной» сексуальности, отражают большую сохранность и значимость личностной сексуальной активности у отцов по сравнению с матерями наркозависимых.

При сравнении групп отцов и сиблингов наркозависимых статистически значимые различия выявлены по шкалам: «Деструктивное внутреннее я-отграничение» и «Конструктивный нарциссизм».

Более высокие показатели по шкале «Деструктивного внутреннего я-отграничения» у отцов по сравнению с сиблингами наркозависимых отражают более выраженное, чем у братьев и сестер наркозависимых, стремление отцов к жесткой ориентации на сугубо рациональное постижение действительности, их попытку отгородиться от собственных эмоциональных и чувственных переживаний.

Более высокий показатель по шкале «Конструктивного нарциссизма» у сиблингов наркозависимых отражает то, что они, как и матери, ощущают большую собственную ценность и значимость по сравнению с отцами таких больных.

При сравнении групп отцов и жен наркозависимых статистически значимые различия выявлены по шкалам: «Деструктивная тревога», «Дефицитарное внешнее я-отграничение», «Конструктивный нарциссизм» и «Дефицитарная сексуальность».

Полученные данные отражают то, что жены, как и матери наркозависимых, переживают более выраженную тревогу (показатель по шкале «Деструктивная тревога») и более склонные к созданию «симбиотических» отношений с окружающими (показатель по шкале «Дефицитарное внешнее я-отграничение»), в первую очередь с наркозависимым, по сравнению с отцами таких больных.

Более высокий показатель по шкале «Конструктивного нарциссизма» у жен наркозависимых показывает, что они, так же как матери и сиблинги наркозависимых, ощущают большую собственную ценность и значимость по сравнению с их отцами.

Высокий показатель по шкале «Дефицитарная сексуальность» у жен наркозависимых отражает выявленные при клинико-психологическом обследовании особенности их личностной сексуальной активности. Так, у большинства участвовавших в исследовании жен практически отсутствовала сексуальная связь с партнером. При заполнении «Я-структурного теста» молодым женщинам приходилось «вспоминать», какими могут быть сексуальные отношения.

При сравнении групп матерей и сиблингов наркозависимых статистически значимые различия выявлены по шкалам: «Дефицитарная агрессия», «Деструктивная тревога», «Дефицитарное внешнее я-отграничение», «Деструктивное внутреннее я-отграничение», «Деструктивный нарциссизм», «Деструктивная сексуальность».

При этом у матерей наркозависимых отмечаются более высокие значения по всем перечисленным шкалам, кроме показателя шкалы «Деструктивная сексуальность».

Различия матерей и сиблингов во многом сходны с описанными выше отличиями между отцами и матерями. При этом особое внимание следует обратить на показатели шкалы «Деструктивное внутреннее я-отграничение», которые оказываются статистически выше у обоих родителей по сравнению с сиблингами. Такие результаты отражают стремление матерей и отцов наркозависимых отгородиться от собственных эмоциональных и чувственных переживаний.

Статистический анализ не выявил различий между группами матерей и жен наркозависимых.

При сравнении групп жен и сиблингов наркозависимых статистически значимые различия обнаружены по шкалам: «деструктивной» и «дефицитарной» тревоги, а также «Дефицитарного внешнего я-отграничения».

Более высокие значения по всем перечисленным показателям у жен наркозависимых по сравнению с сиблингами отражают то, что у жен в большей степени выражена тревога, стремление к созданию симбиотических отношений. Кроме того, у них отмечается значительное нарушение сигнальной функции тревоги, то есть способности эмоционально опредмечивать риск (показатель «Дефицитарной тревоги»), что подтверждает данные клинико-психологического обследования, в частности, сама попытка создания и поддержания семейных отношений с больным героиновой наркоманией может рассматриваться как значительная недооценка опасности, связанной с наркотизацией выбранного ими партнера.

На рисунке 1 представлен усредненный профиль шкальных оценок по «Я-структурному тесту» у отцов, матерей, сиблингов и жен пациентов с героиновой наркоманией, позволяющий проанализировать тенденции, характерные для личностного функционирования обследованных родственников в целом.

Типы шкал: кон. — конструктивный, дес. — деструктивный, деф. — дефицитарный

Рис. 1. Усредненный профиль шкальных оценок по «Я-структурному тесту» у отцов, матерей, сиблингов и жен пациентов с героиновой наркоманией.

Представленные на рисунке 1 данные свидетельствуют о том, что личностный профиль «Я-функций» всех обследованных родственников наркозависимых характеризуется выраженным превышением «деструктивных» и «дефицитарных» шкал над «конструктивными» по всем рассмотренным базовым личностным функциям. По ряду шкал средние значения показателей выходят за границы нормативного интервала, установленного для данной методики в диапазоне 40-60 баллов.

Такие низкие оценки по шкалам «конструктивности» у родственников наркозависимых свидетельствуют о снижении уровня базового доверия к миру и низкой способности к установления доверительных интерперсональных отношений.

Деструктивная тревога разной степени выраженности, наблюдаемая у всех близких наркозависимых, сопровождается у матерей состоянием беспомощности (показатель «Дефицитарная агрессия»), в то время как у других родственников она выражается активно-деструктивной позицией, что в соответствии с концепцией Г. Аммона говорит о большей сохранности Я-функций личности.

Потеря внутренней автономии (показатель шкалы «Дефицитарое внешнее Я-отграничение»), наиболее выраженная у матерей и жен наркозависимых, компенсируется ими за счет сверхжесткой регламентации. Иначе говоря, они пытаются не допускать в сознание сигналы собственной чувственной сферы, а строить жизнь на основе выученных правил, что, в свою очередь, не позволяет им гибко реагировать и адекватно оценивать окружающую действительность (показатель шкалы «Деструктивное внутреннее Я-отграничение»). Такие отношения с собственным внутренним миром характерны для всех родственников наркозависимых. Необходимо отметить, что у сиблингов периоды сдерживания собственных чувственных переживаний чередуются с «наплывами» неконтролируемых бессознательных импульсов (показатель шкалы «Дефицитарное внутреннее Я-отграничение»).

Показатели по шкалам нарциссизма говорят о том, что у всех родственников наркозависимых страдает самооценка, при этом в ряде случаев для них характерно полное ощущение собственной несостоятельности и/или враждебности окружающего мира. Данные, полученные по этим шкалам, также отражают наличие депрессивного состояния различной степени выраженности у всех родственников наркозависимых.

Значительное нарушение Я-функции личностной сексуальности у родственников наркозависимых, указывает на неспособность устанавливать доверительные взаимоудовлетворяющие партнерские отношения. Данная Я-функция является интегрирующей в своей основе и для ее успешной работы должны существовать достаточно сохранные конструктивные функции «Я», прежде всего, конструктивная агрессия, конструктивный страх, устойчивые коммуницирующие границы «Я». Вероятно, ее выраженное нарушение у всех членов семьи наркозависимого связано с отказом от их собственной личной жизни в пользу болезни близкого.

Изучение характера семейных отношений родственников больного героиновой наркоманией, помимо клинико-психологических методов, проводилось при помощи «Шкалы семейного окружения» (ШСО).

В таблице 2 представлены результаты, полученные по ШСО в группах обследуемых родственников.

Таблица 2

Соотношение средних значений показателей, имеющих статистически достоверные различия по ШСО, в ответах отцов, матерей, сиблингов и жен пациентов с героиновой зависимостью

Условные обозначения для p:
0,05 соответствует *;   0,01 соответствует **;   0,001 соответствует ***

Статистически достоверные различия шкальных значений по методике ШСО в исследуемых группах были обнаружены по шкалам: «Сплоченность», «Экспрессивность», «Конфликт», «Независимость», «Ориентация на достижения», «Организация» и «Контроль», в то время как показатели по шкалам «Интеллектуально-культурная ориентация», «Ориентация на активный отдых» и «Морально-нравственные аспекты» не имеют статистически значимых различий.

Анализ полученных данных проводился как с учетом различий, имеющих уровень статистической значимости, так и при оценке различий, выявляемых на уровне тенденций, поскольку это позволяет рассмотреть характерные особенности семейного взаимодействия близких наркозависимого в большей полноте.

Полученные данные говорят о том, что для отцов наркозависимых характерны следующие особенности восприятия семейной ситуации: ощущение семьи как сплоченной, открытой (то есть позволяющей свободно выражать собственные эмоции и переживания) и способной оказывать поддержку, сочетается с тем, что они в наименьшей степени ощущают конфликтность внутрисемейной ситуации. При этом отцы не стремятся поощрять членов семьи к независимости и не пытаются контролировать их. Можно предположить, что демонстрируемая отцами картина восприятия семейной ситуации связана с часто наблюдаемой при клинико-психологическом обследовании отстраненной позицией по отношению ко всему происходящему в семье. Возможно, такая позиция обусловлена неосознанным и/или сознательным стремлением отцов наркозависимых избежать чрезмерного стрессового напряжения, возникающего в семье в связи с наличием больного героиновой наркоманией ребенка.

Матери наркозависимых наиболее, из всех членов семьи, ориентированы на поощрение своих близких к достижениям в различных сферах деятельности, вовлечены в организацию семейной жизнедеятельности и стремятся контролировать других членов семьи.

Для сиблингов наркозависимых характерно ярко выраженное, по сравнению с другими близкими, стремление к самостоятельности и независимости от семьи, они также не ориентированы на достижения, не принимают участие в организации семейной жизни и не стремятся контролировать других, при этом остро ощущая проявления конфликтных отношений в семье.

Жены пациентов с героиновой наркоманией более остро, по сравнению с остальными родственниками, ощущают проявления конфликтных отношений в семье. Они одновременно поощряют стремление своих наркозависимых мужей к независимости и пытаются контролировать их. Разнонаправленность этих тенденций, вероятно, во много обуславливает высокую напряженность и конфликтность внутрисемейной ситуации.

Таким образом, проведенное клинико- и экспериментально психологическое исследование, направленное на изучение особенностей личностного и семейного функционирования родственников пациентов с героиновой наркоманией, позволило выявить значительную выраженность «деструктивно-дефицитарных» форм проявления личностной активности у всех обследованных родственников.

Данные клинико-психологического исследования полностью согласуются с результатами, полученными с помощью тестовых методик и перекликаются с имеющимися в литературе описаниями психологического и психического статуса членов семьи больного героиновой наркоманией (Рыбакова Т.Г., 2006; Хайрутдинова А.Ф., 2006).

Вместе с тем, данное исследование показало, что различная степень выраженности «деструктивно-дефицитарных» реакций у родственников наркозависимых оказывается тесно связанной с ролевой структурой семьи. При этом наибольшую личностную дисфункциональность обнаружили матери и жены пациентов с героиновой наркоманией.

Полученные результаты подтвердили данные других исследователей о постепенном изменении структуры и динамики отношений в семьях больных героиновой наркоманией с течением болезни (Булатников А.Н., 1998; Менделевич В.Д., 2002).

На основе клинико-психологического и тестового методов в процессе исследования удалось выделить ряд типичных семейных позиций, характерных для родственников наркозависимых.

Для матерей наркозависимых свойственна доминирующая позиция в семье, они, как правило, являются тем, кто принимает большинство решений в семье, организуя ее жизнедеятельность. При этом у матерей часто возникает ощущение «непомерной нагрузки», ложащейся на их плечи. Бесплодные попытки контролировать жизнь собственных родственников порождают ощущение своего бессилия, чувство отчаяния и враждебности окружающего мира.

Во многом сходную позицию занимают и жены пациентов с героиновой наркоманией, по большей части реализуя ее в отношениях с супругом.

Для отцов характерна пассивно-отстраненная позиция с минимальной артикуляцией семейного неблагополучия. Сиблинги, как правило, активно стремятся отстраниться от семейного взаимодействия, при этом, напротив, остро переживая конфликтные отношения.

Все выше описанное свидетельствует о том, что наркозависимость одного из членов семьи выступает в качестве хронического стресс-фактора, имеющего выраженное психотравмирующее влияние на всю семейную систему. Стресс-нагрузка перераспределяется между членами семьи в зависимости от их роли и позиции, в большинстве случаев определяемой характером родства. Такое перераспределение, в свою очередь, становится травмирующим фактором и элементом патологического развития семейной динамики, порождая чувство одиночества, отчужденности и забытости у одних, «сизифовой» бесплодности — у других и приводя к существенному снижению чувства собственной ценности, а также ощущению невозможности каких-либо позитивных изменений — у третьих.

Фактор семейного перераспределения стрессовой нагрузки, таким образом, становится самостоятельной детерминантой, усиливающей воздействие стресса на членов семьи.

Стресс-травматический эффект наркомании не может пониматься как изолированный, то есть возникающий исключительно в интерперсональных отношениях каждого члена семьи с больным наркоманией, а, напротив, всегда опосредован и опосредует всю семейную систему. Следовательно, для повышения эффективности реабилитационных мероприятий необходимо принимать во внимание характер актуально складывающихся семейных отношений и те стресс-нагрузки, которые возникают у каждого из членов семьи наркозависимого.

Литература

1.   Абабков В.А., Перре М. Адаптация к стрессу. Основы теории, диагностики, терапии. – СПб.: Речь, 2004. – 166 с.

2.   Заборина Л.Г. Базисные убеждения родителей детей-инвалидов в условиях хронического стресса: дис. … канд. психол. наук. – М. – 207 с.

3.   Занковский А.Н. Профессиональный стресс и функциональные состояния // Психологические  проблемы  профессиональной  деятельности.  –  1991. – № 1. – C. 144-156.

4.   Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. – М.: Наука, 1983. – 368 с.

5.   Клинико-психологическая оценка динамики родительской семьи больных опийной наркоманией / А.Н. Булатников и др. // Материалы международной конференции психиатров, Москва,16-18 февраля. – М.: РЦ «Фармединфор», 1998. – С. 299-300.

6.   Клинико-психофизиологические характеристики профессиональных стрессогенных нагрузок у врачей скорой помощи / В.Г. Белов, Ю.А. Парфенов, Д.П. Ломоть и др. // Вестник Российской военно-медицинской академии. – 2010. – Т. 2. – С. 108-114.

7.   Корень Е.В., Куприянова Т.А., Сухотина Н.К. Групповая психосоциальная мультисемейная терапия с родителями семей и подростков с расстройствами шизофренического спектра: пилотное исследование // Социальная и клиническая психиатрия. – 2012. – Т. 22. – № 1. – С. 71-76.

8.   Куликов Л.В., Михайлова О.А. Виды трудового стресса // Психология психических состояний / под ред.  А.О. Прохорова.  –  Казань. – 2001. –  Вып. 3. – С. 245-255.

9.   Куприянов С.Ю. Роль семейных факторов в формировании вариантов нервно-психического механизма патогенеза бронхиальной астмы и их коррекция методом семейной психотерапии: дис. … канд. психол. наук. – Л.: НИПНИ им. В.М. Бехтерева, 1985.

10.   Менделевич В.Д., Садыкова Р.Г. Психология зависимой личности или Подросток в окружении соблазнов. – Казань, РЦПНН при КМРТ. И.: Марево, 2002. – 240 с.

11.   Мясищев В.Н. Психология отношений под ред. А.А. Бодалева. – М.: Изд-во «Институт практической психологии»; Воронеж: НПО «МОДЭК», 1995. – 356 с.

12.   Назаров Е.А. Наркотическая зависимость и созависимость личности в семье: автореф. дис. … канд. психол. наук. – М., 2000. – 25 с.

13.   Нарушение основных параметров стресс-реализующей системы при действии на организм локальной вибрации / Н.С. Давыдова, А.В. Лизарев, Е.А. Абраматец и др. // Медицина труда и промышленная экология. – 2003. – № 3. – С. 32-35.

14.   Павленко И.И. Особенности первой помощи при острой травме // Психология и право. – 2012. – № 3. – C. 1-10.

15.   Петровский А.В. Ярошевский М.Г. Основы теоретической психологии. – М.: ИНФРА – М, 1998. – 528 с.

16.   Петунова А.Н., Алексеева Э.А., Иванова И.К. Влияние экзаменационного стресса на функциональное состояние организма // Бюллетень Восточно-Сибирского научного центра СО РАМН. – 2009. – Т. 2. – № 2. – С. 286-287.

17.   Русалова М.Н. Экспериментальные исследования эмоциональных реакций человека . – М.: Наука, 1979. – 170 с.

18.   Рыбакова Т.Г. Медико-психологическая помощь созависимым членам семей больных алкоголизмом: пособие для врачей. – СПб.: НИПНИ им. В.М. Бехтерева, 2006. – 30 с.

19.   Селье Г. Очерки об адаптационном синдроме. – М.: Медгиз, 1960. – 255 с.

20.   Филаретова Л.П. Стресс и язвообразование в желудке: гастропротективная роль глюкокортикоидных гормонов // Российский физиол. журн. им. И.М. Сеченова. – 2009. – T. 95, № 10. – С. 1160-1170.

21.   Хайрутдинова А.Ф. Особенности взаимосвязи личности наркозависимых и их родителей: автореф. дис. …канд. психол. наук. – Казань., 2006. – 22 с.

22.   Шабанов П.Д., Штакельберг О.Ю. Наркомании: патопсихология, клиника, реабилитация / под ред. А.Я. Гриненко. – СПб.: Изд-во «Лань», 2001. – 460 с.

23.   Шайдукова Л.К., Овсянников М.В.  Преклинические изменения поведения у созависимых родственников больных опийной наркоманией // Российский психиатр. журн. – 2004. – № 6. – С. 33-36.

24.   Шишкова А.М. Влияние стигматизации на семейные отношения больных опиатной наркоманией // Психоневрология в современном мире: Материалы юбилейной научной сессии, Санкт-Петербург, 15-18 мая 2007 г. – СПб: НИПНИ им. В.М. Бехтерева, 2007. – С. 233.

25.   Юшкова О.И. Роль сменного умственного труда в формировании хронического производственного стресса: автореф. дис. … д-ра мед. наук: 14.00.07. – М., 1997. – 42 с.

26.   Я-структурный тест Г.Аммона: опросник для оценки центральных личностных функций на структурном уровне: пособие для психологов и врачей / авторы-сост. Ю.Я. Тупицын, В.В. Бочаров, Т.В. Алхазова, Е.В. Бродская. – СПб.: Науч.-иссл. психоневр. ин-т им. В.М. Бехтерева, 1998. – 70 с.

27.   Beattie M. Codependent no more. – Hazelden, 2001. – 250 p.

28.   Charles A. Morgan, Maj. Gary Hazlet, Sheila Wang, E. Greer Richardson, Jr., Steven M. Southwick. Symptoms of Dissociation in Humans Experiencing Acute, Uncontrollable Stress: A Prospective Investigation // American Journal of Psychiatry. – 2001. – Vol. 158. – P. 1239-1247.

29.   Cohen S. Stress, social support, and disorder // In H.O.F.Veiel, U. Baumann (Eds.). The meaning and measurement of social support. – Washington DS: Hemisphere, 1992. – P. 109-124.

30.   Coyne J.C., Lazaiys K.S. Cognitive stule, stress perception and coping // J.L. Kutash, L.B. Schlesinger (Eds.). Handbook on stress and anxiety. San Francisco: Jossey-Bass, 1980. – P. 144-158.

31.   DSM-III-R: Diagnostic and statistical manual of mental disorders. – 3rd ed., revised. – Washington, DC: American Psychiatric Association, 1987.

32.   Folkmen S., Lazarus R.S.  Coping as a mediator of emotion. – Vollrath, 1988. – P. 466-475.

33.   Gibbons J.S., Horn S.H., Powell J.M., Gibbons J.L. Schizophrenic patients and their families: A survey in a psychiatric service based on a DGH unit // British Journal of Psychiatry. – 1984. – Vol. 144. – P. 70-77.

34.   Hockey G.R. A state control theory of adaptation to stress and individual difference in stress management // Energetics and human information processing / Eds. G.R. Hockey, A.W. Gaillard, M.G. Coles. – Dordrecht, 1986.

35.   Kirby K.C., Dugosh K.L., Benishek L.A., Harrington V.M. The significant other checklist: Measuring the problems experienced by family members of drug users // Addictive behaviors. – 2005. – Vol. 30. – P. 29-47.

36.   Larsen P.D. Chronicity. Lubkin I.M, Larsen P.D (eds). Chronic Illness: Impact and Interventions. 7th ed. Sudbury, MA: Jones and Bartlett Publishers. – 2009. – P. 3-25.

37.   Lazarus R.S. Cognitive and personality factors underlying threat and coping // Psychological stress / Ed. M.H. Appley, R. Trumbull. – N. Y.: Applcton Century Crofts, 1967. – P. 11-21.

38.   Longo C.J., Fitch M., Deber R.D., Williams A.P. Financial and family burden associated  with  cancer  treatment  in  Ontario, Canada. Support Care Cancer (2006) 14: 1077-1085.

39.   Meyerstein I. Sustaining our spirits: spiritual study/discussion groups for coping with medical illness // J Religion Health. – 2005. – Vol. 44(2). – P. 207-225.

40.   Schene A.H. Objective and subjective dimensions of family burden // Social psychiatry and psuchiatric epidemiology. – 1990. – Vol. 25, № 6. – P. 289-297.

41.   Sher K.L. Characteristics of children of alcoholics: putative risk factors, substance use and abuse and psychopathology / K.L. Sher, K.S. Walitzer, P.K. Wood, E.E. Brent // Journal of Abnormal Psychology. – 1991. – Vol. 100. – P. 427-448.

42.   Sidell N.L. Adult adjustment to chronic illness: a review of the literature // Health Soc Work. – 1997. – Vol. 22(1). – P. 5-11.

43.   Tennen H., Swis J., Affeck G. Personality and daily experience: The promise and the challenge // J. Pers. – 1991. – Vol. 59. – P. 313-337.

44.   Treudley M. Mental illness and family routines // Mental Hygiene. – 1946. – Vol. 15. – P. 407-418.

Ссылка для цитирования

УДК 159.972:616.89-008.441.13

Бочаров В.В., Шишкова А.М., Карловская И.Ф. Личностная и семейная дисфункциональность родственников пациентов с героиновой наркоманией [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2012. – N 6 (17). – URL: http://medpsy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.