Вернуться на главную страницу
Английская версия
О журнале
Редакционный совет
Планы редакции
Приглашение к публикациям

Предыдущие
выпуски журнала

2013 РіРѕРґ

2012 РіРѕРґ

2011 РіРѕРґ

2010 РіРѕРґ

2009 РіРѕРґ

Влияние развода на суицидологические
и личностно-психологические характеристики мужчин,
страдающих алкогольной зависимостью

Меринов А.В., Сомкина О.Ю. (Рязань)

 

 

Меринов Алексей Владимирович

–  кандидат медицинских наук, доцент кафедры психиатрии Рязанского государственного медицинского университета имени академика И.П. Павлова.

E-mail: merinovalex@me.com

Сомкина Ольга Юрьевна

–  аспирантка кафедры психиатрии Рязанского государственного медицинского университета имени академика И.П. Павлова.

 

Аннотация. В данной статье всесторонне рассмотрено влияние развода и послеразводного периода как на суицидологические, так и на личностно–психологические характеристики мужчин, страдающих алкогольной зависимостью. Проведенное исследование позволяет существенно расширить, структурировать наше представление о динамике и клиническом спектре аутоагрессивных форм поведения у мужчин, страдающих алкогольной зависимостью, существующих после развода. Изучены и максимально полно описаны как суицидальная, так и несуицидальная составляющие аутоагрессивного поведения у разведённых пациентов–мужчин, зависимых от алкоголя, а также подробно изложены особенности динамики экспериментально–психологических характеристик пациентов. Показано, что развод и последующий период после него не являются выраженными катализаторами суицидальной и несуицидальной аутоагрессии в изучаемой группе, а в личностно–психологических особенностях респондентов не обнаруживается характерных, теоретически ожидаемых, маркеров одиночества и безнадежности. Полученные данные представляют большой интерес в сфере как наркологической, так и суицидологической практики.

Ключевые слова: алкогольная зависимость, развод, одиночество, суицид, аутоагрессия.

 

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

 

 

Введение

В последнее время отмечается стабильно высокий уровень разводов в нашей стране [1; 5]. Алкогольной зависимости, как причине развода, по-прежнему принадлежит одна из основных ролей [1; 5; 6]. В сплошных выборках больных алкогольной зависимостью находят большее количество разведённых, чем в общей популяции [13].

Считается, что развод негативно сказывается на дальнейшей судьбе зависимого от алкоголя человека [3; 7]. В первую очередь, это касается ухудшения наркологических характеристик, снижения продолжительности жизни, роста суицидальности группы [9, 10]. Отделение от семьи и развод, согласно Lewis C.E. et al. [11] являются предиктором короткой последующей жизни больных алкоголизмом.

Отметим, что ряд авторов утверждает, что роль развода в суицидологической практике сильно преувеличивается [14], в том числе, у наркологических больных [12].

Следует отметить, что имеющиеся работы, посвящённые изучению суицидологических показателей после развода у мужчин, страдающих алкогольной зависимостью (МСАЗ), ограничены исследованием классического суицидального поведения [2; 9; 12; 14; 15] и носят констатирующий характер (по данным кризисных стационаров и документации по поводу завершённых суицидов).

Это, безусловно, искажает наше представление о распространённости аутоагрессивных паттернов поведения у разведённых МСАЗ, поскольку речь в большинстве исследований идёт о фатальных саморазрушающих актах.

Таким образом, существует пробел в наших знаниях по поводу показателей классической аутоагрессии у разведённых МСАЗ. Стоит упомянуть, что нам так же не встретилось исследований, посвящённых изучению несуицидальной аутоагрессии у МСАЗ в период, последующий за разводом.

Цель данного исследования — сравнительный анализ профилей суицидальной, несуицидальной аутоагрессии и экспериментально-психологических характеристик у МСАЗ, состоящих в браке и не состоящих по причине развода.

Материалы и методы

Для получения ответа на поставленные вопросы было проведено обследование 32 разведённых МСАЗ и 125 МСАЗ, состоящих в браке.

Возраст в первой группе составил — 41,9±4,9 года во второй — 40,8±4,3 года.

Срок семейной жизни составил  13,0±5,3 и 15,3±6,3 года соответственно.

Длительность периода после развода в первой группе составила — 5,8±2,4 года, респонденты на момент обследования в повторном браке не состояли.

Все обследованные пациенты клинически находились во второй стадии заболевания, тип употребления алкоголя — псевдозапойный. Обследованные группы были сопоставимы по социально-демографическим показателям.

В качестве диагностического инструмента использовались: опросник для выявления аутоагрессивных паттернов и их предикторов в прошлом и настоящем [8], в котором оценивалось наличие признака в анамнезе вообще, а так же, в такие временные отрезки, как последние два года, добрачный, брачный периоды и в период после развода.

Безусловно, у МСАЗ, проживающих в браке, формально отсутствовал такой период как «после развода». Поэтому сравнения между группами для характеристики послеразводной динамики изучаемых показателей проводилось с использованием периода последних двух лет, так как для разведённых МСАЗ во всех имеющихся у нас наблюдениях этот отрезок приходился на разведенное состояние.

Для оценки личностно-психологических показателей в группах использована батарея тестов, содержащая тест преобладающих механизмов психологических защит (LSI) Плутчека–Келлермана–Конте, опросник State–Trait Anger Inventory (STAXI), тест брачной удовлетворённости Столина Н.Н., а также тест Mini–Mult.

Статистический анализ и обработку данных проводили посредством параметрических и непараметрических методов математической статистики на базе компьютерной программы Microsoft Excel 2007 (с использованием критериев Стьюдента и Вилкоксона).

Выборочные дескриптивные статистики в работе представлены в виде М±m (средней ± стандартное квадратичное отклонение).

Результаты

Проанализируем представленность классических аутоагрессивных показателей в группах.

 

Таблица 1

Показатели суицидальной аутоагрессии разведённых МСАЗ и МСАЗ,
состоящих в браке (статистически достоверные отличия между
рассматриваемыми признаками отсутствуют
)

 

Можно констатировать, что суицидальная активность разведённых МСАЗ за весь период анамнеза, период брачной жизни укладывается в средние показатели по группе женатых МСАЗ, то есть отражает общий тренд алкогольной субпопуляции в отношении суицидальных типов реагирования.

Но все же отметим, что в период брака, у разведённых впоследствии МСАЗ отмечалось несколько меньшее количество суицидальных попыток.

Хорошо видно, что количество классических суицидальных феноменов у МСАЗ после развода становится меньше, чем в период брака (на что, безусловно, может влиять разница в длительности периода брачной жизни — 14,6±5,3 года и периода после развода — 5,8±3,4 года). Однако, мы так же видим и снижение рассматриваемых показателей в группе за очерченный временной промежуток — последние два года (который, напомним, в группе разведённых МСАЗ пришёлся уже на период после развода), что подразумевает определённое снижение суицидальной активности в группе разведённых МСАЗ.

Это весьма неожиданно с позиций взглядов на «фатальность» влияния развода на судьбу МСАЗ [2; 11] и согласуется с мнением Noström T. (1995), считающим, что значение развода в суицидологической практике сильно преувеличивается. Ещё раз подчеркнём, что в исследовании речь идёт о суицидальных попытках.

Коснёмся теперь профиля предикторов аутоагрессивного поведения и личностно-психологических спецификаций, отличающих группу разведённых МСАЗ. Основные достоверные отличия представлены в таблице 2. Попутно отметим, что значимых достоверных отличий по несуицидальными аутоагрессивным феноменам между группами обнаружено не было.

 

Таблица 2

Сравнение предикторов саморазрушающего поведения и личностно-психологических характеристик МСАЗ, состоящих в разводе и проживающих
в браке (приведены пары сравнений с p<0,05)

 

Обращает на себя внимание то, что между группами практически не встретилось отличий в отношении изучаемых признаков в добрачный и брачный периоды (то есть они идентичны). При этом обнаруживается достаточно большое количество достоверных отличий за очерченный период в два последних года, что означает снижение/повышение указанных показателей после развода.

В разведённой группе МСАЗ мы обнаруживаем снижение ряда значимых в суицидологической практике показателей (склонность долго переживать вину; стыд тела и переживание собственной неполноценности, никчёмности; отсутствия убеждённости в собственной долгой последующей жизни; склонность к перееданию или отказу от пищи на фоне сниженного настроения). Это говорит в пользу некоторого снижения уровня просуицидального фона. Любопытно, что убеждённость в долгой последующей длительной жизни достоверно характеризует разведённых МСАЗ и период брака, то есть носит сквозной характер, не исчезает и не снижается после развода.

Одиночество достоверно чаще встречается у разведённых МСАЗ, что логично и нередко было причиной обращения к психиатру или психологу после развода.

Отметим так же, что группы достоверно отличаются по такому признаку, как вера в реинкарнацию, жизнь после смерти, что так же в определённой степени является признаком большей провитальной устойчивости разведённых МСАЗ.

Достоверно более низкие показатели использования таких психологических защитных механизмов как отрицание и замещение говорит в пользу более адекватной и реалистичной оценки разведёнными МСАЗ имеющихся у них проблем, в том числе алкогольных, интернализации ответственности за себя. К сожалению, нам не представляется возможным выяснить момент возникновения данной психологической особенности (то есть существовало ли данное отличие до развода, или сформировалось уже позже, когда МСАЗ был оставлен без супружеской спасающей «опеки»).

Тем не менее, данный факт говорит в пользу более редкого использования разведёнными МСАЗ механизма «делегирования» ответственности за свою жизнь другим людям, что ещё раз ставит под сомнение устоявшийся бытовой миф о том, что без опеки «муж-пьяница» обязательно «пропадёт».

Обсуждение и выводы

Полученные данные позволяют утверждать, что в мужской алкогольной популяции факт развода не является выраженным катализатором суицидальной активности. Вероятно, гораздо более проблемную группу составляют «первично» одинокие и овдовевшие МСАЗ, которых среди суицидентов обнаруживается достаточно много [4; 9].

МСАЗ после развода не имеют более высоких суицидологических показателей, в сравнении с МСАЗ, проживающими в браке. Наоборот, отмечается определённая тенденция к снижению представленности анализируемых феноменов, что согласуются с мнением Renne K. (1971), утверждающей, что для генерации суицидального поведения у мужчин состояние разведённости имеет меньшее значение, нежели проживание в условиях «хронически несчастливой» семьи.

Безусловно, необходимо помнить, что, несмотря на отмеченные особенности группы разведённых МСАЗ, рассматриваемые пациенты сохраняют высокие показатели аутодеструктивного поведения, характерного для пациентов, страдающих алкогольной зависимостью, вообще и остаются группой повышенного суицидального риска.

Любопытно сочетание низких показателей таких защитных психологических механизмов как отрицание и замещение в изучаемой группе с убеждённостью в длительной собственной жизни, что служит указанием большей «взрослости» и меньшей пассивности пациентов данной группы, не смотря на продолжающееся употребление алкоголя.

Таким образом, не смотря на существование определённого мифа о «фатальности» развода для МСАЗ (в том числе, в отношении суицидального поведения, что является достаточно укоренившимся мнением среди практикующих психиатров и наркологов) можно констатировать, что состояние разведённости не является объективным фактором, повышающим суицидальную активность группы.

Суицидологический профиль группы в целом, как показывают наши данные, становиться более «мягким», снижается значения ряда важных в суицидологи факторов риска.

 

Литература

1.   Авдеев А.А. Браки и разводы в России // Гендерная экспертиза и законодательная политика: в 2-х т. / ред-сост. – Е.В. Изотова, Е.В. Кочкина, Е.В. Машкова. – М.: Аванти-плюс, 2004. – Т. 1 – C. 204-221.

2.   Амбрумова А.Г., Чуркин Е.А. Клиника и профилактика аутоагрессивного поведения при алкоголизме: метод. рекомендации. – М., 1980. – 16 с.

3.   Битти М. Алкоголик в семье, или Преодоление созависимости / пер. с англ. – М.: Физкультура и спорт, 1997. – 331 с.

4.   Войцех В.Ф. Клиническая суицидология. – М.: Миклош, 2008. – 208 с.

5.   Демографический ежегодник России. 2009: стат. сборник. – M., Росстат, 2009. – 557 c.

6.   Кошкина Е.А., Спектор Ш.И., Сенцов В.Г. Медицинские, социальные и экономические последствия наркомании и алкоголизма. – М.: Издательство: ПЕР СЭ, 2008. – 287 с.

7.   Лебедев Б.А., Дунаевский В.В. Алкоголь и семья. – Л.: Медицина, 1986. – 128 с.

8.   Шустов Д.И., Меринов А.В. Диагностика аутоагрессивного поведения при алкоголизме методом терапевтического интервью: пособие для врачей психиатров-наркологов и психотерапевтов. – Москва, 2000. – 20 с.

9.    Grollman E.A. Suicide Prevention, Intervention, Postvention. – Edition: Second Edition Binding: Paperback Publisher: Beacon Hill Press, 1988. – 151 p.

10.   Kapamadzija B., Sovljanski M., Skendzic S. Alcoholies and non-alcoholies in committed suicides // Proc. 9 Int. Congr. Suicide Prev. and Crisis Intervent. – Helsinki, 1978. – P. 311-315.

11.   Lewis C.E. et al. Predictors of mortality in alcoholic men: a 20-year follow-up study // Alc. Clin. Exp. Res. – 1995. – Vol. 19. – № 4. – P. 984-991.

12.   Noström T. The Impact of Alcohol, Divorce and Unemployment on Suicide: A Multilevel Analysis // Social Forces. – 1995. – Vol. 74 (1). – P. 293-314.

13.   Reich J., Thompson W.D. Marital status of schizophrenic and alcoholic patients // J. nerv. Dis., 1985. – Vol. 173. – № 8. – P. 499-502.

14.   Renne K. Health and Marital Experience in an Urban Population // J. of Marriage and the Family. – 1971. – Vol. 33. – P. 338-350.

15.   Rossow I. Suicide, Alcohol, and Divorce; Aspect of Gender and Family Integration // Addiction. – 1993. – Vol. 88. – P. 1659-1965.

 

 

Ссылка для цитирования

УДК 159.972:316.356.2+616.89.008.441.13

Меринов А.В., Сомкина О.Ю. Влияние развода на суицидологические и личностно-психологические характеристики мужчин, страдающих алкогольной зависимостью [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2013. – N 2 (19). – URL: http://medpsy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

 

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

 

  Р’ начало страницы Р’ начало страницы

ОБОЗРЕНИЕ ПСИХИАТРИИ И МЕДИЦИНСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

им. В.М. Бехтерева


Попов Ю.В., Пичиков А.А. Особенности суицидального поведения у подростков (обзор литературы)


Емелина Д.А., Макаров И.В. Задержки темпа психического развития у детей (обзор литературных данных)


Григорьева Е.А., Хохлов Л.К. К проблеме психосоматических, соматопсихических отношений


Деларю В.В., Горбунов А.А. Анкетирование населения, специалистов первичного звена здравоохранения и врачей-психотерапевтов: какой вывод можно сделать о перспективах психотерапии в России?

Серия 16

ПСИХОЛОГИЯ

ПЕДАГОГИКА


Щелкова О.Ю. Основные направления научных исследований в Санкт-Петербургской школе медицинской (клинической) психологии

Cамые читаемые материалы журнала:


Селезнев С.Б. Особенности общения медицинского персонала с больными различного профиля (по материалам лекций для студентов медицинских и социальных вузов)

Панфилова М.А. Клинический психолог в работе с детьми различных патологий (с задержкой психического развития и с хроническими соматическими заболеваниями)

Копытин А.И. Применение арт-терапии в лечении и реабилитации больных с психическими расстройствами

Вейц А.Э. Дифференциальная диагностика эмоциональных расстройств у детей с неврозами и неврозоподобным синдромом, обусловленным резидуально-органической патологией ЦНС

Авдеева Л.И., Вахрушева Л.Н., Гризодуб В.В., Садокова А.В. Новая методика оценки эмоционального интеллекта и результаты ее применения